— Эй! Кузнеца сюда! — прокричал турок. — Отомкни его кандалы.
В каземат втиснулся худой кузнец в грязной чалме и принялся за работу. Вскоре Мятелев был свободен и покинул камеру для смертников.
В новом помещении, куда его бросили, было просторно, и там он увидел Василия Ржева. Федор бросился ему на шею и, мог бы поклясться, что никогда и никому так не радовался.
— Вася!
— Федор! Чего ты? — тот отстранился от него. — Али с ума спятил?
— Вася! Я рад тебя видеть! Если бы ты знал как я рад!
— И я рад. Но ты меня пугаешь.
— Какое это счастье просто поговорить с кем-то. А тем более с другом. Ты не поймешь этого, Вася.
— Да откуда ты свалился, Федор? Где сидел, что стал ценить это?
— Не спрашивай. Не дай те господь попасть в такое место. За веслом галеры в сотни раз лучше будет. Там где я был — живет настоящий страх, Вася. Три дня я там сидел. И три дня смотрел ему в поганое лицо.
— А я все время здесь вот. С чего это пузатый турок решил нас снова вместе свести?
— Попали мы с тобой как кур во щи. И, боюсь, просто так отсюда не вырвемся.
— Не вырвемся? — задумчиво спросил Ржев.
— Второй раз он нам бежать не даст.
— Мне Дауд-бей предложил отправиться в Стамбул.
— Что? — Федор опустился на охапку грязной соломы.
Ржев сел с ним рядом.
— Он знает кто я такой, Федя. Знает.
— Чего знает? — не понял Мятелев.
— Кто я на самом деле знает. Не ты ли сказал ему?
— Чего? Чего я сказать то мог? Я пузатого турка и не видывал. Меня в подземелье кинули, и там я говорил только с тем, кто мне еду носил. А чего он знает то этот Дауд-бей?
— Про то, что я не просто так из Москвы послан и про то, что я не простой ратник дворянского ополчения.
Федор засмеялся.
— Так ты сам много раз про то говорил. Али забыл? И говорил в присутствии Адике.
— Да что она могла понять в том, что я говорил?
— Я те говорил, что не простая это девка. Слушать она умеет, Вася. И не по её ли милости мы к турку в плен снова угодили? Думал про то? — Федор посмотрел на друга.
— Адике? Она сама хотела уйти из плена. Зачем ей это? Попались мы случайно, и она снова стала рабой.
— Как бы не так. Случайно! Скажешь тоже. Нас взяли ночью в горах, когда повстанцев громили в долине.
— И что с того? Не говори плохо про Адике. Даже если она и рассказала чего по слабости своей женской. Пытки испугалась. Что с того?
— Если бы испугалась, Вася. Задается мне, что она с самого начала подослана к нам была. Или забыл, как сам про то думал? Ты же говорил, что она заманит нас в ловушку! Я тогда не поверил тебе, и слушать не стал. А зря. Все, по-твоему, и получилось.
— Да я тогда это все с горяча сказал, Федор. Адике….
— Причаровала она тебя, Вася. И это худо. Но впрочем, мы все равно уже в лапах турка. Скажи лучше, чего он говорил тебе?
— Дауд-бей?
— А то кто же.
— Хочет, чтобы я ему царского резидента в Крыму сдал. И за это обещает нам с тобой пропуск в Стамбул.
— Нам?
— Да. Он и тебя отпустит, ежели я ему все скажу.
— Вона как! — вскричал Мятелев. — Не врет, думаешь?
— Федор!
— А чего? Я и не чаял возможности вырваться отсюда уже.
— Не думаешь ли ты, что я предам моего государя?
Мятелев спохватился. И вправду подземный каземат сделал с ним что-то странное. И сейчас он подумал не о судьбе царского резидента в Бахчисарае, но только о себе лично….
Киев: ставка боярина Шереметева
Боярин Шереметев после поражения русской армии под Конотопом быстро стал подниматься вверх, и царь назначил его одним из командующих своими силами в Украине.
Алексей Михайлович требовал побед, ибо эта война порядком уже истощила силы Московского государства. Казна пустела, и росли налоги. Крестьяне бежали от своих помещиков на вольные земли за Урал и на Дон. По дорогам шалили тати и грабили купцов. То и дело в разные местах царства обездоленные поднимали восстания против воевод и бояр.
Шереметев горел желанием доказать царю свою преданность и был готов разить врагов без всякой жалости. Он мало советовался с другими воеводами и сам выработал план будущей кампании. Возражений боярин не терпел и угрожал воеводам, что если его не станут слушать, он донесет в Москву об измене.
После образования Приказа тайных дел бояре боялись обвинения в измене, и эта мера подействовала. Но не на всех. Начальник стрелецкого гарнизона в Киеве молодой князь Юрий Барятинский часто ругался с Шереметевым и их споры едва не доходили до сабель.
— Я, — говорил Барятинский. — Верный для государя человек! И за его величество готов голову сложить! Кто посмеет мне бросить обвинение в низменных делах?
Полный боярин Шереметев был в прошлом хорошим воином, но в последнее время заметно отяжелел и стал неповоротлив. Хотя руку имел тяжелую.
Князь Барятинский был наоборот молод, строен и необычайно подвижен. Опыта боевого имел мало и за то Шереметев постоянно корил его. Все знали князя Юрия как книжника читавшего многие военные трактаты. Он изучал войны древности и его отцу целого состояния стоили книги по военному делу.
Вот и сейчас он развернул перед Шереметевым и воеводами карту земель Войска Запорожского и пытался доказать что боярин не прав.