Галя

— Нет, ты сегодня невозможная! Ну не выросли, так и не надо! Не в огурцах счастье! Грибов, картошки, ягод — чего-нибудь да достанем. Дело в идее. А-а? Не хорошо разве? Не умно? Галочка, милая, золотко, сокровище, пойдем завтра же утром! Умоляю! Прошу! На коленях заклинаю! — и толстушка грохнулась на пол к ногам подруги.

— Надя, ведь это же безумие! Не можем же мы переодетые идти пешком в город.

— Придумаем, все придумаем, только согласись, милая, хорошая! Пожалуйста!

Просьбы Нади, собственное хорошее настроение и молодость брали свое: постепенно и Галю стала увлекать оригинальная выдумка подруги. Наконец все было обстоятельно обдумано и решено.

На следующее утро, когда Галя поедет в город за покупками, с ней отправится и Надя. Кухаркиной племяннице Груше приказано отправиться на рассвете в лес и набрать два кувшина земляники. Ей же поручено снабдить барышень соответствующими костюмами — конечно, все под величайшим секретом и за привлекательное вознаграждение. Ехать девушки должны в своих обычных платьях; лошадь с кучером, подвезя подруг к домику старушки Дарьи, давнишней знакомой Таларовых, вынянчившей в свое время Виктора, будет поджидать их у Гостиного двора. Переодеться полагалось у Дарьи и, справив дело, ради которого затевалась вся эта сложная махинация, снова вернуться к женщине, принять там привычный вид и тогда направиться к ожидающей их лошади. Все это и было исполнено в точности, согласно составленной программе.

Веселые и возбужденные, подруги встали раньше обычного, хотя вообще поднять Надю с постели было делом далеко не легким.

Вот подана бричка; под ее сиденьем припрятаны глиняные кувшины с чудесной лесной земляникой, завернутые в пестрые ситцевые юбки, кофты, передники и головные платки. Промелькнул лесок; экипаж повернул на шоссе и остановился у домика старушки. После обычных приветствий девушки, не теряя дорогого времени, приступают к переодеванию. При виде превращения барышень в деревенских девчонок Дарья недоумевает:

— Это что ж за машкерада за такая?

— А, видишь ли, мы тут с одними знакомыми поспорили, об заклад, понимаешь ли, побились, — выдумывает Надя, — что мы к ним придем в гости, а они нас не узнают и в дом не впустят. Вот и хотим попробовать, потому что уж очень заклад хороший — по десять фунтов [68]

конфет каждой. Страх как хочется выиграть! Коли только удастся, так на радостях тебе два фунта кофейку принесем, — благоразумно заканчивает посулой свою импровизацию девушка.

— Ну-ну, — одобрительно кивает головой старуха. — Отчего же малость и не позабавиться: известно, дело-то ваше молодое. А важнецкие из вас деревенские девчонки вышли, ей-Богу! Особливо ты-то, Надюша, хоть куда. Да и подружка твоя недурна, только будто малость суховата, да больно великатна [69]. Ну да за подлетыша, годков эдак двенадцати, сойдет, — утешала Дарья.

Плотная и розовая Надя была очень видной крестьяночкой. Галя же, в пестром сарафане, розовой кофте и желтеньком в лиловые цветочки ситцевом платке на голове, казалась действительно совершенной девчоночкой, но необыкновенно хорошенькой.

Платья слишком широкие и длинные, подоткнутые у пояса, мало смущали подруг, зато ноги являлись источником горя для обеих: непривычные к ходьбе босиком, девушки чуть не плакали от боли при каждом шаге, который приходилось делать по двору. Таким образом с этой, не предусмотренной ими стороны являлось серьезное неожиданное препятствие, грозившее разрушить весь замысел.

— Я не могу, — возвращаясь в дом, чуть не плача, заявила Надя, — я пойду в туфлях.

— На французских-то каблуках? — напомнила Галя.

— Оборвать их, что ли? — подумала вслух Надя.

— И што ты, родная, обувь-то энтакую шикозную портить! — взмолилась старуха. — Обождите-ка малую толику, я вам лапотки раздобуду, а в них вам совсем сподручно ступать-то будет. Эй, Катька, живо, принеси из сарая лапотки! — приказала Дарья внучке.

— Вот спасибо тебе, милая, — сразу повеселела Надя, когда лапти были надеты. — Теперь хоть сто верст отмахаем. А себе за то гостинца хорошего жди. Ну, Галя, идем!

Вихрем неслись девушки, подгоняемые весельем и страхом, сразу охватившим их, лишь только они очутились на модной улице. Было ли в их внешности действительно что-то особенное, привлекавшее всеобщее внимание, или им просто так казалось, но Надя то и дело восклицала:

— Видишь? Видишь, как этот человек смотрит на нас? Он что-то подозревает! Галя, а городовой-то, городовой! И он глядит. Вдруг остановит? В полицию потащит? Господи, какой тогда скандал! Галя, я так боюсь! Смотри, кажется Головин пошел и с ним мадам Андреева, — через минуту снова дергала она подругу. — Нет, впрочем, к счастью, не он, — успокаивалась Надя, чтобы сейчас же задрожать от другой мерещившейся ей опасности.

— Почем земляника? — раздался в это время голос за их спиной.

Надя, растерявшись от неожиданности возгласа и непредвиденности самого случая, могущего, как ей показалось, лишить их ягод, нужных для совершенно иной цели, метнулась было в сторону, готовая бежать от опасности, но Галя своей находчивостью спасла положение.