Галигда

Валера со старшим Вадиком без конца что-то строили. Самодельный вездеход. Катамаран. Куча приспособлений для мотоблока: и картофелесажалка, и копалка, и снегоуборка.

Второй сын Даня не очень любил ручной труд. И тогда, и сейчас. У него любимое занятие – компьютерные игры.

А старший постоянно с отцом вместе был.

Я тихонько выходила вечерами и заглядывала незаметно в мастерскую: что Вадим там теперь в одиночестве делает?

Иногда он просто сидел и смотрел на верстак. Иногда что-то колотил.

Дома мальчишки упорно не показывали мне своих переживаний.

В том году Вадику было 15 лет, Данилу – 13, Аленке – 6.

С дочкой пришлось тем летом съездить к детскому психиатру. Она стала очень пугливой. Только начинало темнеть, она начинала плакать и просить, чтоб мы скорее задергивали окна. Алёнка боялась, что там ходит охотник, который в мультике застрелил маму у олененка Бемби. И опасалась, как бы он не застрелил и меня…

Ночью дочь стала плохо спать. По утрам часто плакала и боялась рассказывать сны.

Три лекарства нам тогда назначили.

Ну и рисунками ещё от страхов избавлялись.

Знаете, наверное, этот приём? Рисуем страхи. Потом всячески издеваемся над ними – черкаем, пририсовываем смешные детали, потом комкаем и сжигаем.

Мы ещё говорили, чтоб дым улетал на полуостров Юкатан:). Алёнке это слово понравилось, с котами его связывала.

Хорошо помогло, кстати. За осень она у меня успокоилась.

4

Я с детства не люблю, когда меня жалеют.

Чужое сочувствие меня лишает сил.

Не знаю даже, почему я так не любила с самого детства показывать свою боль…

Помню, как-то дурели с папой. Он за мной ползёт на коленях, я с визгом убегаю и, не разбирая дороги, влетаю под стол. Лбом о столешницу. В глазах звезды, но изо всех сил кричу: «Мне не больно»! Папа подхватывает на руки, подбегает мама. Участливо спрашивают, трогают лоб, целуют. И вот тут – фонтан слез.

Когда прошёл первый шок после смерти мужа, когда мы всей роднёй отгоревали и отплакали, и я более-менее начала приходить в себя, меня стали раздражать сочувствующие.

Особенно те, кому я невольно помогала почувствовать их собственное благополучие.

«Какая несчастливая у тебя судьба!» – как бы от всего сердца и с печалью в голосе сказала мне одна коллега.

«Да-а-а, кому мы нужны теперь с тремя детьми?» – как бы о нас обеих сказала моя подруга, хотя ее муж вполне себе был жив и здоров.

«Хоть худой огород, да загорожен», – невзначай сказала моя тётя о соседке, которая проходила мимо нашего окна под ручку со своим сожителем.

Молчали бы лучше, честное слово…

Начиналось мое тотальное одиночество.

Понятно, что я не ходила ни на какие праздники. К себе тоже никого не приглашала, а если сами приходили, то старалась побыстрее выпроводить под каким-нибудь предлогом.

Круг общения состоял только из детей, родителей и сестры. Больше я никого видеть и слышать не хотела.

А ещё иногда мы общались с Валерой. Странным, конечно, образом, но…

Он мне без конца снился. Иногда в хорошем виде, а иногда настолько ужасным, что даже рассказывать вслух страшно было.

Эта незавершенность действия – то, что он не был найден, прям тянула что-то из моей души.

Несколько раз я получала от него деньги. То в вещах находила, то какие-то банковские зачисления приходили. Причем как раз в очень нужное время.

А однажды, в начале зимы того года, я услышала, что вечером к нашим воротам подъехал автомобиль. Я вышла на улицу, но машины уже не было. Наверное, развернулась просто. На свежем снегу под фонарём остался нереально чёткий рисунок шин в виде двух соединённых сердец.

И я тебя люблю…

Глава 2

5

У нас была большая свадьба весной 1999-го. С обеих сторон родни много. Да и друзей тоже.

Там выпускали шуточную газету с билетами на серебряную и золотую свадьбы. Мы успели отметить только стеклянную – пятнадцать лет.

Моя дорога, чётко видимая до самого горизонта, вдруг исчезла в тумане.

Я стала бояться за себя.

Раз такая нелепость произошла с мужем, значит, может произойти и со мной. Как же будут жить дети?!

Я сделала все возможные в нашем городке обследования здоровья. А когда пришла с кучей результатов к терапевту, она выписала мне «Афобазол» и предложила сходить к психиатру.

Я так и не собралась… Сама потихоньку успокоилась.

И вообще, жизнь довольно быстро вернулась в прежнее русло. Только раньше я на двух ногах ходила, а теперь – с одним костылем.

Летом я вспоминала, как водить машину.

В конце июля начала возить себя на работу. К сентябрю уже не страшно было и детей доставлять до школы.

Вадик мне всю дорогу советы раздавал: где поворотники включать, где односторонка…

Пособие по потере кормильца на троих детей довольно неплохое выходило.

Где-то к концу осени, после судебных процедур, я наконец получила справку о смерти Валеры.

Это поставило какую-то точку. И вместе с горечью дало некоторое успокоение.

Большой период моей жизни был завершён.

Пришла пора думать, что делать дальше…

6

Мой траур продолжался.