Слева направо: Александр Галич, Галина Вишневская, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович, Иосиф Бродский. 1974 г. «Мне ведь отрезали путь домой, и я остался на Западе с тем, что мне дороже всего, что я беспрепятственно вывез через таможню, – это мои знания и любовь к музыке, и к русской музыке, в частности. Я считаю себя на Западе посланником русской музыки, истинным русским послом». (Мстислав Ростропович)
На самом деле всего этого можно было избежать: при Ленинградской организации писателей СССР существовала так называемая Профессиональна группа писателей, созданная для тех, кого еще в союз не приняли, либо для тех, чья ситуация безнадежна. Профгруппа помогала писателям, живущим литературным трудом, доказывать родному правительству, что они не тунеядцы. Принцип работы простой: существует некий прожиточный минимум, назовем его Х, в году 12 месяцев. Умножаешь Х на 12, получаешь сумму, необходимую на год (прожиточный минимум). Раз в год писатель пишет подробный отчет, в котором указывает свои заработки. Смысл – доказать, что ты наработал на свой прожиточный минимум. Публикации в то время были редкостью, но зато тиражи огромными, таким образом, можно было, напечатав одну большую вещь, жить на нее и год и больше или, издав в разных журналах и газетах стихи и статьи, собрать в итоге требуемую сумму. Бродскому такое предложение было сделано, но он принял его только в 1965 году.
Но вернемся к ноябрю 1962 года. Приближался день премьеры 13 симфонии, шли последние оркестровые репетиции, как вдруг ни с того ни с сего Нечипайло сообщили, что именно в этот день его очередь петь в опере «Дон Карлос»! Как мы уже говорили, в Большом театре каждый спектакль делался в несколько составов исполнителей, чтобы если один певец заболеет, его можно было бы подменить. В этот день была очередь другого певца. Ошибки быть не могло, да ее и не было, просто артисту, который должен был петь в этот день, приказали «заболеть». Казалось бы – сделать ничего нельзя, Нечипайло не мог так же сослаться на болезнь или отсутствие голоса и в тот же день петь 13-ю. Спас случай: оказывается, ту же роль для концертов репетировал Виталий Громадский. Но так как он не участвовал в оркестровых репетициях, его не учли. Теперь же он оказался на генеральной репетиции, увидел, что нет исполнителя, и с радостью предложил свои услуги.
Таким образом, 13-я симфония была спасена, хотя участники проекта до последнего ожидали, что вот-вот придет приказ, запрещающий премьеру. Тем не менее, сразу же после премьеры, а она имела огромный успех, Евтушенко опубликовал второй вариант «Бабьего Яра». Укатали Сивку крутые горки. Неудивительно, что в свои ближайшие гастроли в Америку Ростропович контрабандно вывез из СССР партитуру 13-й и передал ее в Филадельфийский оркестр дирижеру Юджину Орманди.
В памятном судом над Бродским 1964 году у нашей героини состоялась еще одна судьбоносная встреча: на закрытом банкете в Восточном Берлине Галина с Мстиславом познакомились с Леонидом Ильичом Брежневым. В то время о нем еще почти никто не знал. Сидя рядом с Галиной, весь вечер Леонид Ильич галантно ухаживал за ней. Сам Брежнев производил довольно-таки приятное впечатление, в то время ему было 57 лет, он выглядел статным, с прекрасной шевелюрой мужчиной, кроме того, он знал много стихов, которые с удовольствием читал наизусть. Любимым же поэтом будущего Генерального секретаря СССР был Есенин.
В марте 1978 года этот самый любитель Есенина лишит Галину Вишневскую и Мстислава Ростроповича советского гражданства. Впрочем, все это произойдет через далеких 14 лет, а пока, в октябре 1965 года, вернувшийся из ссылки поэт Иосиф Бродский был принят в Профгруппу переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей СССР, рекомендации дали Корней Чуковский[131]
и Борис Вахтин[132]. В ссылке поэт пробыл два года вместо пяти. Казалось бы, жизнь вот-вот наладится;в конце 1965 Бродский отправляет в издательство «Советский писатель» рукопись своей книги «Зимняя почта (стихи 1962–1965)». Рукопись пролежала в издательстве год, после чего возвратилась к автору. И это при том, что редакторский совет был за публикацию. То есть имел место запрет печатать Бродского, пришедший откуда-то свыше.В то время Вишневская уже не пела свою любимую «Аиду», после смерти любимого дирижера Мелик-Пашаева в 1951 она сыграла всего несколько спектаклей и вдруг поняла, что больше не хочет петь эту партию, более того, не только не хочет, а не может «…перешагнуть через это нежелание. Как будто он взял с собой в могилу все чувства, что владели мной, все мое вдохновение. Это был его спектакль, и, когда он умер, вместе с ним умерла и моя Аида».