Галина Вишневская. Пиковая дама русской оперы

«Как вы, очевидно, знаете, 4 ноября состоялось общее собрание писательской организации Рязани, на котором было решено исключить Солженицына из членов Союза. 5 ноября собрался секретариат Союза писателей РСФСР, на котором этот вопрос обсуждался. Солженицын был приглашен на это заседание, но он сказал, что явиться не может и просил дать ему возможность присутствовать на этом заседании после праздников. Мы обсуждали этот процедурный вопрос. Три из членов секретариата – Таурин[141], Барто

[142] и я – сочли нужным удовлетворить эту просьбу Солженицына и перенести обсуждение этого вопроса, поскольку желательно было провести это обсуждение в его присутствии. Однако было решено этот вопрос обсуждать, и приступили к обсуждению этого вопроса».

Итак, заметьте, изначально действительно Д. Гранин против того, чтобы обсуждать этот вопрос без Солженицына.

«В процессе обсуждения был предъявлен ряд обвинений Солженицыну. Таурин проинформировал о том, как происходило общее собрание в Рязани, рассказал о тех претензиях, которые предъявлялись Солженицыну, затем все товарищи, члены секретариата, также выступили и говорили о том, что Солженицын поставил себя в совершенно исключительное положение, противопоставив себя Союзу советских писателей, что два года тому назад секретариат Союза писателей СССР после съезда на основании письма Солженицына разбирался с этим вопросом в присутствии Солженицына, этот разбор длился в течение 6 часов, и на нем Солженицын предъявил ряд встречных претензий Союзу писателей.

Претензии его сводились к тому, что его не печатают, ему не создают условий, и это он ставил как бы условием к выполнению того требования, которое ему предъявлялось, а ему предъявлялось требование, чтобы он отмежевался от тех статей и выступлений, в которых его имя использовалось для антисоветской пропаганды. Он отказался фактически это сделать». – Неудивительно, что не отмежевался, он же их на запад и посылал для публикации, при желании, это можно было легко доказать. – «…И эта кампания продолжалась в течение двух лет, имя его всячески использовалось враждебными кругами на Западе, противопоставлялось нашей советской литературе, имя его связывалось с самыми реакционными выпадами против нашего советского общества, и он никак на это дело не реагировал, не протестовал, никаких заявлений по этому поводу не было сделано.

Произведения его печатались за границей, и не только его произведения, но его выступления, письма, ряд документов публиковался на Западе. Как это происходило – это тоже вообще не совсем понятно, и товарищи говорили, что это, очевидно, не без его участия, ибо если бы он был непричастен, он должен был бы протестовать.

Говорилось также о том, что он фактически стал тем центром, той опорой, на которую ориентируются враждебные антисоветские круги за границей, опираясь на его литературные и не литературные работы.

Далее говорилось также и о том, что в рабочих аудиториях, в читательских аудиториях наши читатели задавали и задают вопросы о том, на каком основании Союз писателей терпит в своих рядах Солженицына и почему не исключает его из Союза.

Все это, вместе взятое, предъявили как обвинение, и в результате обсуждения, в котором выступили все члены секретариата, исключение Солженицына было утверждено секретариатом РСФСР. Голосовали все за исключением меня, я воздержался при этом голосовании по мотивам таким, что я считал все-таки необходимым присутствие Солженицына на этом заседании, поскольку я хотел какие-то вещи услышать от него, чтобы его позиция окончательно для меня определилась». – Вот тот самый единственный голос «против», о котором шла речь выше. А теперь будет голос «за»: «Однако последующие действия Солженицына сняли необходимость этого его личного присутствия для меня, поскольку они сводились к следующему. В ту же ночь, как известно, он позвонил в Москву, а утром уже японское радио передало о факте его исключения из Рязанской организации. Далее, Солженицын, будучи в Рязани на общем собрании, записал выступления всех товарищей. Там велся протокол, стенограммы не было. И подробная запись выступления в Рязани появилась через несколько дней в «Нью-Йорк таймс».