Галиция против Новороссии

В первые десятилетия после перехода Галиции к Австрии в официальных документах для обозначения коренных обитателей края употреблялись термины «русский», «русские» («Russen», «Russe», «russisch»), то есть такие, которые применялись и для основного населения России. Русским назывался и язык преподавания в новооткрытой Мункачевской (Мукачевской) семинарии, готовившей душепастырей для Закарпатья и Восточной Галиции. По сути, это был славяно-русский язык, исполнявший функции литературного в Киевской и Московской Руси до образования русского литературного языка. На том же русском языке велось преподавание в основанном в 1784 году во Львове университете. Характерно, что в этот период противоречий между властями в Вене и населением Галиции не возникало. Власти не посягали на природную русскость галичан, а те, в свою очередь, не имели оснований для выдвижения каких-либо претензий к властям. Права австрийского императора на Галицию не вызывали у населения сомнений, а его власть не вызывала отторжения.

Положение стало меняться после второго (1793 год) и третьего (1795 год) разделов Польши, когда между Россией и Австрией образовалась общая граница. И меняться оно начало именно по инициативе власти, которая, таким образом, и дала старт неконтролируемому развитию цепи событий, влияние которых и отдаленные последствия мы испытываем до сих пор.

Уже в 1796 году австрийский историк Иоганн Христиан Энгель указывал, что соседняя с Галицией Волынь была присоединена к Российской империи, как «составная часть древней российской державы»[1]

. Отсюда историком делался вывод о том, что Россия впоследствии может потребовать себе Галицию, также входившую когда-то в состав древнерусского государства. Необходимо, однако, подчеркнуть, что Энгель говорил о внешней угрозе (Россия может предъявить претензии на Галицию), а не о внутренней (население Галиции – потребовать присоединения к России). Тем не менее австрийские власти озаботились именно настроениями населения, которое, во-первых, оставалось лояльным Вене и, во-вторых, не имело никакого влияния на политику официального Петербурга.

Как показали дальнейшие события, указание Энгеля было вполне резонным. Впрочем, территориальные притязания на Галицию Россия до 1914 года заявляла только один раз, во время последнего крупного расширения имперской территории при Александре I. Без всякого сомнения, даже если бы на территории Галиции жило не только нерусское, но и вовсе неславянское население, это не помешало бы Александру предъявить на нее претензии. Присоединил же он к России Польшу и Финляндию. А ведь не только население этих стран не было русским, но и сами они никогда не были Русью – не управлялись князьями из дома Рюрика.

В 1809 году российский император Александр I затронул в разговоре с французским послом Арманом де Коленкуром тему Герцогства Варшавского, образованного незадолго перед тем по инициативе Наполеона. При этом монарх заявил: «Любое увеличение герцогства за счет Галиции противоречит моим интересам, а последняя должна быть целиком или частично присоединена к России»[2]. Здесь также важно отметить «целиком или частично». Ведь западная Галиция была населена поляками, а центром ее был Краков – старая польская столица. Следовательно, территориальные претензии Александра к Австрии не были мотивированы этнически. Он не возвращал ранее утраченные территории, но присоединял новые. И позиция населения Галиции интересовала его меньше всего.

Однако это не было очевидно австрийцам, поскольку формально позиция Александра I полностью соответствовала оформленной еще Иваном III в XV веке традиции российской монархии, заявлявшей о своем династическом и историческом праве на все земли бывшей Киевской Руси, некогда управлявшиеся князьями из дома Рюрика, как на свою «отчину и дедину». Именно эта идеологическая концепция обосновывала трехвековое (к тому времени) движение России на Запад, начавшееся с войн Ивана III с Великим княжеством Литовским за Вязьму, Смоленск и Чернигово-северскую землю и практически (за исключением Галиции) завершенное Екатериной II, оформившей ликвидацию польского государства в ходе его трех разделов, и возвращение российской монархии восточных земель Речи Посполитой, с русским православным населением.