Галицко-Волынская Русь

Последующие события показывают, что киевляне поступают именно так, как обещали князю на вече, — летопись говорит о «множестве вой», с которыми Святополк пришел на Волынь[531]. И сам Святополк прямо ссылается на поддержку киевлян в споре с Мономахом и его союзниками, когда в ответ на обвинение в преступлении против княжеского рода («Что се зло створилъ еси в Русьстей земли, и вверглъ еси ножь в ны?») уверенно заявляет; «А неволя ми своее головы блюсти»[532], Эта фраза, как видим, дословно повторяет приведенную выше формулировку приговора киевского веча; «Тобе, княже, достоить блюсти головы своее».

Твердая поддержка, недвусмысленно заявленная киевлянами, заставляет Мономаха и его союзников отказаться от намерения лишить Святополка волости. Кроме того, вмешательство в княжеский спор киевской общины приводит к тому, что со Святополка и вовсе снимаются обвинения[533]. Причем из рассказа источника явствует, что сам Святополк не смог оправдаться перед «братией», но вмешательство представителей киевского земства — митрополита, вдовы князя Всеволода Ярославича и бояр[534] кардинально меняет позицию князей; виновником преступления признается Давыд Игоревич, а Святополку поручается наказать его: «Се Давыдова сколота; то иди ты, Святополче, на Давыда, любо ими, любо прожении»[535]

. Нетрудно заметить, что и это решение в сущности совпадает с приговором киевского веча, выразившего поддержку Святополку.

М. С. Грушевский недоумевает по поводу «очень странного», по его мнению, «образа действий князей» — Мономаха и его союзников. Объяснение этому он находит в субъективизме и политической пристрастности летописца, скрывшего истинный смысл событий. Последний, по мнению историка, заключается в том, что «Мономах попугал Святополка и расстроил угрожавший ему союз: подав надежду на Волынь, он обратил Святополка против его недавнего союзника — Давыда»[536]. Подобная точка зрения не может быть принята, так как полностью игнорирует факт участия земских сил в княжеском конфликте.

Другим обстоятельством, проливающим свет на подоплеку княжеской «которы», служат признания второго участника драмы — Василька Ростиславича, когда он, уже ослепленный, узнав о намерении Давыда выдать его полякам, исповедуется священнику Василю[537], автору летописной Повести об ослеплении Василька

[538]. Князь признается в наличии у него далекоидущих честолюбивых планов, которым теперь не суждено было осуществиться: «И аще мя вдасть ляхом (Давыд. — А.М.), не боюся смерти; но се поведаю ти по истине, яко на мя богъ наведе за мое възвышенье: яко приде ми весть, яко идуть къ мне берендичи, и печенези, и торци, реку брату своему Володареви и Давыдови: дайта ми дружину свою молотшюю, а сама пийта и веселитася. И помыслих: на землю Лядъскую наступлю на зиму, и на лето и возму землю Лядьскую, и мьщю Русьскую землю. И посем хотелъ есмъ переяти болгары дунайскые и посадити я у собе. И посем хотехъ проситися у Святополка и у Володимера ити на половци, да любо налезу собе славу, а любо голову свою сложю за Русьскую землю. Инь помышленье в сердци моем не было ни на Святополка, ни на Давыда. И се кленуся богомъ и его пришествием, яко не помыслилъ есмъ зла братьи своей ни в чем же…»[539]

.

Основной пафос этой речи, как видим, — в стремлении Василька доказать свою полную невиновность перед покаравшими его князьями, Святополком и Давыдом. Василько уверяет, что он не собирался скрывать свои планы воевать с Польшей от русских князей, в частности от волынского князя Давыда Игоревича[540]. Более того, последнего теребовльский князь даже считал своим союзником и хотел предложить ему участвовать в походе на ляхов. Значит, личные отношения теребовльского и владимирского князей были добрыми, «приятельскими». Ростиславичи и Давыд и прежде были добрыми союзниками, сообща добивавшимися общих целей: так, в 1081 г. Володарь Ростиславич и Давыд совместно выступили против старших родичей, лишив их уделов, захватили Тмутаракань и затем попали в плен к Олегу Святославичу[541]. Неудивительно, что и теперь, готовясь к новой войне, Василько рассчитывал на военную помощь Давыда как на помощь собственного брата Володаря.