Читаем Галки полностью

Он провел Стефани вверх по лестнице и – через внушительную дверь – в просторный холл. Ему открылось потрясающее зрелище – пол розового мрамора, высокие окна, стены с гипсовым этрусским орнаментом, расписанный поблекшими херувимами потолок. Когда-то, предположил Дитер, здесь стояла роскошная мебель – столики под высокими зеркалами, изящные стулья с позолоченными ножками, огромные вазы, а на стенах висели писанные маслом картины. Теперь ничего этого не было. В зале стояли ряды коммутаторов, перед каждым по стулу, из гнезд в полу змеились кабели.

Дитер посадил Стефани у одного из коммутаторов, погладил по плечу и ушел. Через двойные двери он прошел в восточное крыло, которое представляло собой анфиладу комнат. Они тоже были забиты коммутаторами.

В конце восточного крыла был лестничный колодец. Дитер спустился и прошел в стальную дверь. Внутри стояли маленький стол и стул. Дитер решил, что дежурный охранник оставил пост, чтобы участвовать в перестрелке. Дитера никто не остановил.

Подвал отличался от роскошных верхних этажей. Он был спроектирован под склад и жилище для многочисленной челяди, которая обслуживала замок три века тому назад, – низкий потолок, голые стены, каменный пол. Дитер прошел по широкому коридору. Слева, в передней части здания, был комплекс оборудования главного телефонного узла. Справа, в задней части, разместилось гестапо: фотолаборатория, большая радиостанция для перехвата переговоров Сопротивления и камеры для заключенных. Подвал был обустроен как бомбоубежище: все до одного окна заделаны кирпичом, стены обложены мешками с песком, потолки укреплены.

В конце коридора была дверь с табличкой «Центр допросов». Дитер вошел. В первой комнате были голые белые стены, яркие лампы, дешевый стол и жесткие стулья. Он прошел в смежную комнату с кирпичными стенами. Здесь свет был слабее, стояли забрызганный кровью столб с крюками, на которых подвешивали людей, подставка для зонтов с набором дубинок и стальных прутьев, операционный стол с обручем для головы, ремнями для запястий и лодыжек и электрошоковый аппарат. Это был пыточный застенок. Дитер немало их повидал, но его в таких местах по-прежнему тошнило. Ему каждый раз приходилось напоминать себе, что сведения, полученные в застенках, помогают спасти жизни славных молодых немецких солдат.

В подвал заводили пленных. Первой была женщина, которая прятала под летним пальто пистолет-пулемет «стен». Дитер был доволен – иметь женщину среди пленных всегда полезно. Женщины могут держаться на допросах не хуже мужчин, но обычно мужчину легко заставить заговорить, избивая у него на глазах женщину. Эта высокая интересная женщина вроде бы не была ранена.

Дитер дружеским тоном обратился к ней по-французски:

– Как вас зовут?

Она надменно на него посмотрела:

– Женевьева Дели.

– Красивое имя для красивой женщины.

Он махнул, чтобы она проходила.

За ней шел мужчина лет шестидесяти, из раны у него на голове текла кровь.

– Не староваты ли вы для подобных переделок? – спросил Дитер.

– Я взорвал дверь, – вызывающе ответил мужчина.

– Имя?

– Гастон Лефевр.

– Просто запомните, – мягко заметил Дитер, – боль будет длиться столько, сколько вы захотите. Когда надумаете ее остановить, она кончится.

Следующим был юноша, Дитер не дал бы ему больше семнадцати лет. Красивый, до смерти перепуганный мальчик.

– Имя?

Он ответил не сразу, видимо, еще не отошел от контузии.

– Бертран Биссе.

– Добрый вечер, Бертран, – приветствовал его Дитер. – Милости просим в ад.

Юноша дернулся, словно получил пощечину. Дитер подтолкнул его вперед. Тут появился Вилли Вебер.

– Как ты сюда попал? – спросил он грубо.

– Вошел. У тебя паршивая служба безопасности. Кстати, я намерен допросить захваченных.

– Это работа гестапо.

– Фельдмаршал Роммель просил меня, а не гестапо лишить Сопротивление возможности разрушить его линии связи.

– Я сам их допрошу и передам результаты фельдмаршалу, – упрямо заявил Вебер.

– Значит, мне придется действовать через твою голову.

– Если сможешь.

– Конечно, смогу, болван! – рассвирепел Дитер. Он повернулся на каблуках и вышел.


Жильберта и Искра ехали по проселочной дороге к Реймсу. Они не могли разогнаться из-за множества перекрестков, но как раз это не позволяло гестапо перекрыть все дороги из Сент-Сесили. Тем не менее Искра кусала губы – их может остановить случайный патруль. Она не сумела бы объяснить наличие на заднем сиденье мужчины, истекающего кровью от пулевого ранения.

Искра поняла, что не может везти Мишеля к нему домой. Слишком многие знали, где он живет. В Сент-Сесили кое-кого из группы захватили живыми. Даже самого сильного человека гестапо заставит предать своих ближайших товарищей. Никто не в силах бесконечно терпеть страшную боль.

Поэтому Искра должна была исходить из того, что врагам известно местожительство Мишеля. Куда еще она могла его отвезти?

– Как он? – встревоженно спросила Жильберта.

Искра оглянулась. Мишель заснул, но дышал ровно. Искра повернулась к Жильберте. Молодая, незамужняя, она, вероятно, все еще жила с родителями.

– Где ты живешь?

– В предместье Реймса, на улице Серне.

– Одна?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века