Галлия и Франция. Письма из Санкт-Петербурга

 Что же касается литературной деятельности Церкви, то она необъятна; отшельническая жизнь, отрывая чело­века от мирских интересов, заставляла его расходовать все свои силы на работу ума. Политическая независи­мость монаха обеспечивала ему независимость литера­турную; мудреный и непонятный завовоевателям язык, на котором писал монах, позволял ему излить свою нена­висть и свое презрение к ним, тем самым донося до нас истинные чувства, какие питали наши предки к своим победителям, и указать нам, постоянно именуя их вар­варами, под каким углом зрения мы на самом деле должны их рассматривать. Монастыри были тогда укре­пленными книгохранилищами, где сохранились для нас сокровища языческой литературы. Античные труды ока­зались бы утраченными во время набегов варварских народов, если бы монастыри не собрали бы их и не сбе­регли в неприкосновенности; именно там снова и снова создавались их копии, работа над которыми велась либо исключительно ради научного познания, либо в качестве покаянного умерщвления плоти: соединяя цепь про­шлого с цепью будущего, они связывали тем самым эпоху античности с нынешней эпохой. Гомер, Гесиод, Аполло­ний, Мусей, Коллуф, Эсхил, Софокл, Еврипид, Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Вергилий, Тит Ливий, Полибий, Дионисий Галикарнасский, Саллюстий, Цезарь, Лукиан, Тацит, Иосиф Флавий, Светоний, Иордан, Сальвиан, Евсевий, святой Августин, святой Иероним, Григорий Турский, святой Ремигий, Фредегар, Алкуин, Ангиль- берт, Эйнхард, Теган, Луп Феррьерский, Эрик Осерский, Гинкмар, Одон Клюнийский, Герберт, Аббон, Фульберт, Ригорд, Вилларду эн, Жуанвиль, Вильгельм Тирский, Жан де Мён, Фруассар, Монстреле, Жювеналь дез Юрсен, Коммин, Брантом, Сюлли и де Ту образуют неразрывную нить, посредством которой мы восходим от нынешних достоверных времен к легендарным временам антично­сти. Каждый из этих авторов, словно факел, установлен­ный на дороге столетий, освещает свою эпоху и дает воз­можность любому человеку исследовать путь, который пролегает через средневековую Франции, вторжение народов Севера и Востока, нашествия Цезаря, завоева­ния Александра Македонского и Пелопонесскую войну и охватывает период в две тысячи восемьсот тридцать три года.

ГАЛЛИЯ

ДИНАСТИЯ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ

ФРАНКСКАЯ МОНАРХИЯ

ПИПИН КОРОТКИЙ

Только что мы показали торжество австразийской поли­тики над политикой нейстрийской и сделали читателя свидетелем победы аристократии над королевской вла­стью, однако он неправильно поймет нас, если после нашего рассказа будет воспринимать восшествие Пипина на престол Меровингов как узурпацию: это было ниспро­вержение династии, которая мало-помалу, путем пере­дачи власти по наследству, уклонялась от выборов, вот и все; сеньоры, избиравшие короля из числа лиц, не при­надлежащих к правящему роду, лишь возвращались к неузаконенному, но не отмененному праву: напротив, все условия выборов исполнялись, поскольку к решению, принятому вассалами, добавилось и одобрение со сто­роны папы[101]

, и таким образом выбор народа-завоевателя оказался утвержден завоеванным народом, представите­лем которого был папа Захария, а это может служить доказательством того, что восшествие на престол осно­вателя новой династии сулило коренным жителям улуч­шение их участи; и в самом деле, при его преемниках будет осуществлен переход от рабства к крепостной зави­симости. Кстати, это был первый случай, когда папа своим церковным одобрением узаконил действие свет­ской власти, которая возвела короля на трон.

Пипин дважды выразил свою признательность папе за этот поступок: во-первых, он дал согласие, чтобы его короновал в Суассоне, причем по иудейскому обряду, Бонифаций, архиепископ Майнцский, помазав его на царство, как это было принято при древних царях Изра­иля; эта церемония, принятая его преемниками, сдела­лась основой, на которой все французские короли вплоть до падения Карла X строили догмат божественного права; во-вторых, он бросил вызов лангобардскому королю Айстульфу, осадившему Рим, отдал церкви святого Петра часть владений побежденного противника и, признав прежде своим согласием на коронование духовную власть папы Захарии, заложил теперь, благодаря этой террито­риальной уступке, сделанной Стефану III, его преемнику, основы светской власти Рима.

Эти два отмеченных нами события настолько важны, что в их тени остается незамеченным еще более важное событие: посещение Нейстрии папой Стефаном III, который, приехав просить помощи у Пипина, заранее короновал как будущих наследников трона Карла и Кар- ломана.

Таким образом, в случае с Липином коронование сле­довало за выборами и подтверждало их, и он никоим образом не покушался на обычаи, в соответствии с кото­рыми меровигские франки возводили на трон своих королей.