Галлюцинации, или быль о необыкновенных приключениях автора в дьявольском раю

То ли это был Дейв, то ли мой брат Деннис. Пожалуй, все-таки Деннис. Он сказал, что теперь мы все находимся в гостях у Тайны, поэтому, вместо того чтобы торчать в хижине, лучше выйти в ночь, окунуться в теплый туман, окутывающий выгон. Причем идти должны не все, а делегация. Кто именно? Деннис назвал Дейва и меня, сказав, что Дейв наименьший скептик, а я — наибольший. Ванесса отвергла мою кандидатуру на место "самого большого скептика" и предложила Денниса и Дейва. Я с энтузиазмом поддержал ее предложение, мне вовсе не улыбалось тащиться на темный росистый выгон, к тому же, будучи скептиком, я не особо верил в трансцендентную способность этой затеи.

Итак, они ушли, громогласно восхваляя всеобъемлющую силу клубящегося над землей тумана, а потом, после театрально короткой паузы, прокричали как бы из-за сцены, что видят вблизи над пастбищем парящий рассеянный свет. Было предпринято расследование. Крики продолжались, но уже тише. Свет оставался — все такой же рассеянный. Я решил, что настало время вмешаться более трезвым головам, и двинулся во влажную ночную темень. Осторожно перебрался через изгородь из колючей проволоки, огораживавшую выгон: она была мокрой на ощупь, но теплой — такие вот парные ночи стояли на Амазонке. Присоединившись к Дейву и Деннису, я обнаружил, что ситуация гораздо ближе к тому, что они описывали, чем я ожидал. Впереди, в нескольких ярдах от нас, действительно виднелся тусклый свет. Казалось, он отступает, если пробуешь к нему подойти.

Серией коротких бросков мы прошли по направлению к свету метров тридцать. Окутанные густым клубящимся туманом, мы ощущали себя оторванными от наших оставшихся в доме товарищей.

— Можно пойти на свет, только лучше не забираться слишком далеко, а то заблудимся: ведь мы совсем не знаем здешних мест, — уговаривал вернуться Дейв, но мы шли все дальше и дальше. Иногда казалось, что свет висит над землей на высоте футов в двадцать, но как только мы начинали подходить, он удалялся то взмывая вверх, то снова опускаясь. Мы бросались вперед, стараясь его настигнуть, но он каждый раз нас опережал. Мы преследовали этот летучий убегающий свет минут десять, после чего решили остановиться. Когда мы повернули назад, мне показалось, что я увидел мигание рассеянного света — будто кто-то плясал перед костром.

Я мгновенно выбросил из головы мысли об НЛО и вспомнил ряд зловещих случайностей, предшествовавших нашему прощанию с доктором Гузманом и его свитой в Сан-Хозе-дель-Энканто. Уж не шаман ли это пляшет вокруг костра? Имеет ли это какое-то отношение к нам? Ночной инцидент так навсегда и остался загадкой, но сама его странность предвещала то, что ожидало нас впереди.

Строки из моего дневника говорят сами за себя. Я как бы между прочим написал о "доступе в мир эльфов-алхимиков". Я назвал гриб дверью в иные измерения и связал его с преображением жизни на планете. В этом обнаруживается более юная, более наивная, более поэтическая душа — душа более интуитивная, запросто объявляющая дикую несусветицу Гностической Истиной, почерпнутой из галлюциногенных переживаний.

И тем не менее за двадцать лет эти мои идеи мало изменились. Тогда же я жаждал подтверждения и получил его. Я изменился — и скорее всего жаждал измениться. Для меня это было правдой тогда и остается правдой до сих пор: с появления гриба все превратилось в постоянное преображение. Теперь, по прошествии времени, после двух десятилетий размышлений на эту тему, я по-прежнему могу увидеть в тех самых ранних переживаниях многие мотивы, которые устояли перед натиском лет и так и остались тайной. В тот вечер мы с Деннисом в какой-то момент оба сумели увидеть и описать одинаковые внутренние видения. В последующие годы при использовании псилоцибина это повторялось неоднократно. И чувство изумления остается таким же свежим.

Те ранние эксперименты с грибами в Ла Чоррере окутывал ореол одушевленности и загадочности: не раз возникала мысль, что гриб — нечто большее, чем растительный галлюциноген или даже классический спутник шамана. Меня осенила догадка: а что, если на самом деле гриб этот — разумное существо, причем не земное, а посланец иной цивилизации? Во время транса оно способно обнаруживать себя, проявляясь в обращенном внутрь сознании того, кто его воспринимает.

В дни, последовавшие за нашими первыми опытами с грибами, моя жизнь и жизнь моего брата претерпели колоссальное и странное преображение. До тех пор, пока Жак Валле не опубликовал в 1975 году свой "Невидимый колледж", где отметил, что элемент абсурдности всегда является частью ситуации, в которой происходит контакт с неведомым, мне не хватало смелости вернуться к тому, что случилось с нами в Ла Чоррере, и попытаться подвести его под какую-то известную модель. Я годами рассказывал отрывки из нашей истории, никогда не раскрывая перед слушателями всю невероятную цепь событий, поскольку прекрасно сознавал, что могут предположить о нашем психическом состоянии в то время.