Галлюцинации, или быль о необыкновенных приключениях автора в дьявольском раю

Ума не приложу, когда Деннис успел набраться такой учености! Никогда не слышал, чтобы он так рассуждал. Насколько я сумел понять то, что имел в виду Деннис, он полагал — и эта мысль показалась мне грандиозной! — что человеческое тело похоже на непознанный музыкальный и научный инструмент, возможности которого скрыты как во всем вокруг нас, так и в нас самих и о которых нам, увы, неизвестно. Он полагал, что разум может волевым усилием использовать певческий голос для взаимодействия с мозгом-как будто это цветомузыкальная установка и голографический банк данных вместе взятые.

Деннис указал путь к некой оккультной науке, где можно достичь больших открытий, используя взаимодействие лишь четырех составляющих: певческого голоса, разума, мозга и воображения. Однако обещал он больше, чем навеянную пением коллективную синестезию. Он утверждал, что и законами акустики, и низкоамперными биоэлектрическими феноменами, и нашими телами — всем этим можно управлять, чтобы открыть перед экспериментатором дверь к исследованию состояний материи и областей физики, связанных с высокими энергиями и низкими температурами, которые, по крайней мере в наше время, лежат на периферии научных интересов, поскольку целиком зависят от чрезвычайно сложной и мощной аппаратуры. На какой-то миг могло почудиться, что силы шаманов, коренящиеся в тысячелетних познаниях в области микрофизики и биоэлектроники, намного превосходят наши собственные. Дверь, которая, казалось, вот-вот распахнется, оказалась дверью, ведущей из исторического времени к некому архаическому совершенству, ныне почти совсем забытому.

Может быть, шаманские традиции нашей планеты и есть подлинные хранители знания, которое, используя человеческое тело, ум, мозг как средство, оставило все достижения современной науки далеко позади? Ведь сама идея достаточно стара — вспомним хотя бы Пифагорову песню сирен, — и заключается она в том, что разум мощнее любого мыслимого ускорителя частиц, чувствительнее любого радиоприемника или самого большого оптического телескопа, а по улавливанию информации сложнее любого компьютера, что человеческое тело — его органы, его голос, его способность двигаться и его воображение — более чем достаточное средство для исследования любого места, времени или энергетического уровня во Вселенной. Именно эту идею Деннис и решил доказать, явив, так сказать, во плоти вполне материальный летательный аппарат линзообразной формы, способный преодолевать границы измерений. Он ничуть не сомневался, что сумеет создать его из собственной ДНК и живых организмов, имеющихся под рукой в джунглях Амазонки, — гриба и аяхуаски.

Глава IX. Беседа над тарелками

В которой для всех и каждого перечисляются подробности проникновения в тайну Тела Воскресения и предпринимается частичная проверка нашей теории.

Читая записи Денниса, я почувствовал, что темы странного места, в которое мы попали, наконец приняли ощутимую форму. Я снова почувствовал в небе присутствие чего-то всеведающего, пристально наблюдающего за нами. Снова вернулся к началу записей и перечитал их еще раз, но мне не на что было опереться, чтобы оценить прочитанное. Казалось, научные размышления брата обрели самостоятельную жизнь. Он напоминал мне большой всезнающий компьютер.

Собравшись вокруг костра, мы все слушали, как Деннис объясняет нам свое видение эксперимента. Он ушел в него с головой. Идеи так и перли из него, как фарш из мясорубки: тысячи слов обо всех этих странных делах. "А знаете, что можно сделать?" — спросил он вдруг и тут же выдал гипотезу, которая теперь стала известна как центральная доктрина опуса. Он назвал ее гиперкарболяцией. Согласно его теории, певческий голос и сверхпроводимость (или полное исчезновение электрического сопротивления, которое обычно становится возможным лишь при температурах, близких к абсолютному нулю) можно использовать для приведения молекул психоделических соединений в состояние постоянной связи с живыми человеческими ДНК. Гипотеза Денниса была позаимствована из теории звука. Если тронуть струну, то она зазвучит в той октаве, в которой ее тронули, но, кроме того, еще и в октавах выше и ниже собственной тональности. Она обладает так называемыми гармоническими обертонами. Если вы тронете струну, а потом прижмете ее, то по-прежнему будете слышать гармонические обертоны — феномен, так очаровавший Пифагора. Деннис обратил наше внимание на то, что можно использовать два звука, так чтобы они гасили друг друга, если эти два звука абсолютно одинаковы.