Галлоуэй, мой брат

Я вытаскивал из-под себя камни и складывал их вокруг стеночкой, чтобы хоть немного защититься от холодного ветра и от пуль Верна Хадди. Слабость одолевала меня, в течение двух часов перед ударом пули меня гонял и подлавливал на каждом повороте человек, который мог иметь степень магистра в своем ремесле и который знал теперь, что я нахожусь где-то на границе лесного покрова и что податься мне больше некуда. В душе он, конечно, не сомневался, что вот-вот закончит дело.

Это была моя последняя позиция. Что бы ни случилось, случится оно вот на этом самом месте. Так я говорил себе, так я и думал. Я не могу отступить назад, потому что там открытое место и даже ночью света будет достаточно, чтобы разглядеть меня на этом бело-сером пространстве.

Я заткнул мхом дырку от пули и теперь ждал, пока он придет меня прикончить. Если он появится до того, как я потеряю сознание, то, может быть, я смогу достать его, а если позже - тут уж он, конечно, меня достанет...

Темнело. Внизу, в долинах, было уже совсем темно, и люди садились за стол, чтобы съесть горячий ужин в тепле и уюте. Там, внизу, Мег Росситер готовила ужин для своего папы или помогала ему, а мои братья и все остальные наши возле лагерного костра гадали, наверно, где я сейчас.

Я вытянул свое длинное тело поудобнее и ждал. Он не знал, где я, а я не знал, где он, а нам обоим это надо было знать. Я зарылся поглубже в гравий, но все равно дрожал от холода. Год клонится к концу, и здесь, на высоте двенадцать тысяч футов, ночью могут быть заморозки.

Это была не та гора, что в прошлый вечер, мы оба ее не знали. Она называлась не то Попугай, не то Сойди-С-Ума - обе эти горы стояли рядом, а я не знал, на какой из них мы находимся. Еще не разобрался как следует в местной географии.

Я вытащил из мешочка ломтик вяленого мяса и начал жевать потихоньку. Этот мешочек у меня был маленький и почти пустой - в нем едва хватало места на несколько кусков хлеба и мяса, так, лишь бы человеку перебиться денек.

Я потерял много крови, да и шок после ранения был силен. Кажется, пуля ударила в верхнюю часть бедренной кости - я от этого удара свалился на землю, и нога онемела; но пуля, отскочив от кости, зарылась в мясо и оставила глубокую дырку.

Даже если Хадди не доберется до моей шкуры, мне потребуется много счастья, чтоб протянуть эту ночь. Непрекращающееся кровотечение и ночные заморозки меня прикончат.

Внезапно что-то шевельнулось, я отпустил винтовку и схватился за револьвер. Как он смог подобраться так близко?!

Послышался тихий скулеж... этот проклятый волк. И как только он сумел забраться за мной следом на такую высоту? Впрочем, почему бы и нет? Он, кажется, выслеживал меня. Я ведь знаю, какие странные штуки могут иногда выделывать дикие звери. Мне рассказывали как-то про пантеру, которая две мили шла за мальчиком через темный лес, в двух шагах буквально, а мальчик всю дорогу с ней разговаривал - думал, это его собака. А потом он постучал в дом, и когда ему открыли, все увидели, что это пантера... а она сиганула в кусты.

Я вынул из мешка маленький кусочек мяса и тихонько позвал:

- Сюда иди, парень!

И кинул ему.

Жадные челюсти схватили мясо на лету, я слышал, как он жует. Я заговорил с ним тихим шепотом, начал подзывать к себе. Он долго выдерживал характер, а потом приблизился, переполз на брюхе через мою насыпь, как будто знал, что надо от кого-то прятаться, а потом замер, ожидая, пока я с ним снова заговорю. И вдруг подполз ближе.

Вот так вблизи, почти в полной темноте, он выглядел обычным волком - но все же не совсем. На самом деле он мог быть наполовину собакой.

Я потянулся к нему рукой. Волк чуть заворчал, но это он скорее предупреждал, а не угрожал, после обнюхал мои пальцы, уверился вроде, что все в порядке, и подполз еще ближе. Я положил на него руку, прислушался, но ничего не услышал. Тогда я запустил руку ему в густую гриву и начал почесывать. И тут у меня вырвалось:

- О Господи!

На шее у волка был ошейник, такой тесный ошейник, что бедный зверь едва мог дышать.

- Ах, чертяка ты бедный!

Я потянулся за ножом и, все время разговаривая с волком, просунул лезвие под ошейник. Волк начал давиться и задыхаться, но он вроде будто знал, что я хочу ему помочь, а потом острое как бритва лезвие наконец перерезало толстую кожу, и ошейник перестал душить его.

Это усилие досталось мне нелегко, я отлеживался, переводя дух, и все шептал этому волку, что теперь у него все в порядке будет. Этот бедный зверюга не просто так столько времени брел за мной следом - он надеялся, что я его выручу. Должно быть, кто-то держал его у себя дома, надел на него ошейник, когда он еще щенком был, а после этого волк сбежал обратно в лес, а может, тот человек помер. А волк рос, рос, пока ошейник не стал его душить. Неудивительно, что он с такой жадностью кидался на маленькие кусочки, которые я ему кидал, - он их глотать мог...