Галлоуэй, мой брат

Думаю, Кудряша малость озадачило, что я с такой охотой соглашаюсь драться и не психую, не злюсь. Из-за этого, наверно, он и запоздал слегка со вторым ударом, так что я его вовремя заметил. Ну, мне неохота было разносить в клочья чужую лавку, поэтому я нырнул под удар, подхватил Кудряша плечом под брюхо, одной рукой поймал за ноги и поволок к дверям. На краю крыльца я его бросил, он зашатался, и тут уже я его двинул.

Скажу вам, мы, сакеттовские парнишки, с раннего детства орудовали и топором, и лопатой, и плугом. До седьмого пота трудились всю жизнь, так что кулаки у меня здоровые и тяжелые, а мускулы на руках такие, что поискать. В общем, когда я ему врезал, он отлетел на середину улицы и свалился.

Я шагнул с тротуара и двинулся к нему. Тут он вскочил на ноги. Он был парень крупный, фунтов на двадцать тяжелее меня, и в куда лучшем состоянии, ему-то не пришлось хлебнуть такого, как мне, зато виски он хлебал вовсю, а пить виски — не самое подходящее занятие для кулачного бойца.

Пошел он на меня — теперь он уже чуток поумнел, потому что он уже схлопотал от меня и почувствовал мою силу. Но он еще не тревожился всерьез. Он ведь не в одной драке победил, с чего ж ему эту проиграть?

Мы с Галлоуэем у себя в горах, можно сказать, выросли в драке; а после приходилось драться и на речных пароходах, и в компаниях возчиков, так что большую часть того, что знали, мы выучили на практике.

Он кинулся на меня с широким замахом, но я от его бокового удара уклонился, отскочил в сторону и засадил ему кулака живот. Я хорошо попал — прямо под ложечку. Лицо у него побелело и перекосилось, его повело в сторону, и тогда я вмазал ему еще раз.

Он тяжело грохнулся на землю; только тут я заметил, что вокруг собралась толпа и орет на него, чтоб вставал. Если б не люди, думаю, он бы больше не стал дергаться. Мег здесь тоже была, побледнела вся, однако лицо у нее этакое любопытное было, она на него пялилась, как будто первый раз в жизни увидела, но что-то она не казалась ни перепуганной, ни рассерженной. Ни капли.

А вот про что я только потом узнал, это что там в толпе были Олли Хаммер и Жестяная Кружка, но они пока просто глядели на все это.

У Кудряша за спиной были дружки, перед которыми он, конечно, не раз и не два хвастался, какой он боец, так что теперь приходилось ему это доказывать. Первый раз он промахнулся, но второй удар пришелся мне по лицу, и я покачнулся. Он тут же попер вперед, молотя обеими руками, и достал меня еще раз. Мы сцепились, я кинул его захватом через бедро и отскочил на шаг.

Только тут я понял, до чего крепко выкачали меня эти блуждания в лесах — у меня сил совсем уже не оставалось. А он снова надвигался, размахивая кулаками. И снова я от одного удара смог уйти, но зато вторым он угодил мне прямо в подбородок. Больно было. Ну, тут я набычился и пошел работать обеими руками. Иногда я промахивался, но больше попадал, и при каждом ударе он отступал.

Вот так мы топтались в пыли минуты, может, три-четыре, и тогда он вспомнил про мои ноги и с размаху наступил мне прямо на пальцы каблуком.

Вот теперь по-настоящему больно стало! Боль такая страшная была, я думал, сейчас свалюсь, сам не знаю, как устоял. Увидев это, он снова бросился на меня. Только на этот раз, когда у него нога кверху пошла, я его подцепил носком за лодыжку и рванул кверху и вбок, и он опрокинулся в пыль. Тут я к нему подскочил, схватил за ворот и за ремень, раскрутил и швырнул. Он, весь раскоряченный, пролетел по воздуху и врезался в водяной желоб, где коней поят.

— Он снова поднялся — лицо все в крови, сам трясется. А я уже завелся. Мне надо было рассчитаться с ним сейчас или никогда. Я кинулся к нему и замахнулся как следует, от бедра. Прямо в зубы, да так, что губы ему просто расквасил. Следующим ударом я ему разбил ухо, а потом врезал в живот. Он попытался схватить меня рукой, но я должен был сделать это сейчас или никогда, и я его руку отбросил и засадил ему апперкот в брюхо.

У него начали подгибаться колени, но я снова кинулся вперед, подхватил его левым предплечьем под челюсть, так что у него голова запрокинулась, и с размаху врезал снова в живот.

Кто-то схватил меня сзади, но тут Берглунд рявкнул:

— А ну, брось, Хаммер! Назад, а то пристрелю!

Он стоял наверху, на крыльце, с моим «дансом» в руке, и они его слова приняли всерьез.

Ну, я выпустил Кудряша и отступил, а он обмяк, повалился на землю да так и остался лежать — рубашка вся разорвана, морда в крови — по крайней мере, с того боку, где мне видно было.

Я сам на ногах качался, чуть не свалился в желоб, но устоял и плеснул себе воды в лицо и на грудь.

Повернулся, посмотрел на толпу — ни одного дружелюбного взгляда. Кажется, было там двое или трое Даннов — рожами Кудряша напоминали.

— Он на это напросился, — сказал я. — А теперь можете отвезти его домой.

И тут заговорил здоровенный пожилой мужик — он на гнедой лошади сидел. Голова тяжелая, квадратная, с целой шапкой волос, а лицо как будто высечено из гранита.