Галльская кровь. Ледяной ад. Без гроша в кармане

Во время каникул мы бесконечно радовались нашим встречам. Отец моего молочного брата, дядюшка Делафуа, который всегда меня баловал, вскоре впервые дал мне в руки охотничье ружье, и вы можете себе представить, какой восторг охватил меня, когда сквозь дымок от первого выстрела я увидел, как упал с дерева безобидный воробышек, клевавший поздние сливы в ограде дома. С этого дня я стал заядлым охотником.

Нам едва исполнилось по пятнадцать лет, когда Сирил понес невосполнимые потери. В какие-нибудь несколько дней он потерял своих родителей. Его усыновила моя добрейшая мать. Он более, чем когда-либо, стал членом нашей семьи. С тех пор прошли долгие годы, и его привязанность к нам все возрастала бы, если бы она уже не была безмерной…»[5]

Была ли история молочного брата и его отца придумана Буссенаром для романа? Это весьма любопытное произведение, к которому мы еще вернемся, печаталось в «Журнале путешествий», представившем его как путевые заметки. Рассказчик носит имя г-на Б… и, как мы видели, утверждает, что родился в Экренне тридцать два года тому назад (то есть в 1846 г., годом раньше, чем Луи Буссенар). Совершенно очевидно, что здесь Буссенар выводит в романе самого себя. Фамилия отца молочного брата, Делафуа, не может избежать нашего внимания: она не что иное, как девичья фамилия второй супруги писателя, Альбертины Делафуа. Значит, Буссенар придумал эту историю?

Благодаря любезности одного из ее потомков, г-на Дени Экскоффье, мы располагаем весьма полным генеалогическим деревом семьи Делафуа. Действительно, там значится Сирил Исидор Делафуа, родившийся 8 ноября 1847 г. в Экренне, на месяц и четыре дня позже Луи Буссенара. Но на этом и исчерпывается правдоподобность рассказанной истории. Ибо хотя этот Сирил (старший брат Альбертины, будущей супруги Буссенара) на самом деле и существовал, остальное не соответствует действительности. Так, отец молочного брата Луи, всегда его баловавший, умер не около 1862 г., когда его сыну исполнилось бы пятнадцать лет, а в 1882 г. Самого же Сирила ко времени написания книги «Десять миллионов Рыжего Опоссума» (1878) уже не было в живых. Он умер в 1870 г. от последствий грыжи, возникшей после падения в яму, вырытую перед его окном какими-то шутниками… из Пруссии!

Воспоминание о сельских проказах

Таким образом, когда писатель Буссенар излагает свои воспоминания, совершенно очевидно, что в них истина перемешана с вымыслом, и об этом не следует забывать. Насколько нам известно, нигде в своем творчестве Буссенар определенно не говорит об обстоятельствах, связанных с его происхождением. Разве что приводит наиболее забавные из своих воспоминаний, вроде эпизода в произведении «Из Парижа в Бразилию по суше» (1884), на который ссылается Филипп Режибье; мы приводим этот текст для тех, кто не знаком с указанной книгой:

«Во время каникул 1864/65 учебного года, если мне не изменяет память, мы с моим кузеном нашли в живописной долине Эф под большим платаном великолепный воздушный шар, пущенный вечером 15 августа с большой площади Питивье. В тот же день, не теряя ни минуты, мы надули аэростат воздухом, нагретым зажженной соломой, и, посадив в гондолу бедную кошку, запустили его, не обращая внимания на ее отчаянное мяуканье.

Под воздействием легкого ветра воздушный шар полетел в сторону равнины на высоте примерно ста метров, и мы, окрепшие за каникулы школьники, не отставая, бежали за ним. Вид воздушного шара, расписанного яркими и диковинными изображениями, вызвал панический страх у женщин, убиравших с полей траву.

Мне кажется, что я еще слышу их пронзительные крики, вижу, как они в ужасе машут руками и бегут сломя голову, так что в вихре этого бегства смешались сорванные белые чепцы и развевающиеся синие юбки. Вскоре шар выпустил воздух и медленно упал среди перепуганных беглянок. Одна кумушка, посмелее и к тому же ободренная нашим присутствием, но все еще бледная, несмотря на темноту загара, настолько расхрабрилась, что приблизилась к чудовищу, потрясая своим серпом.

Я собирался защитить безобидный аппарат от ее яростного наскока, но кошка, погребенная под грудой бумаги из упавшего шара, принялась отчаянно мяукать и шипеть с той неподражаемой интонацией, которая столь свойственна ее разгневанным сородичам. При неожиданном вмешательстве четвероногого все женщины бросились врассыпную и уже совсем обезумели от страха, когда кошка, сумев разодрать когтями оболочку упавшего шара, выскочила из-под груды лоскутов и помчалась по равнине.

Одна из этих несчастных даже заболела. В тот вечер вся деревушка Экренны была в волнении; добрые женщины рассказывали каждому встречному и поперечному, что они видели самого „удуэра“! Это местное словечко, незнакомое, конечно, Французской академии, я осмелюсь перевести как „гном“, „привидение“, „нечистый дух“, „домовой“».