Галоши для La Scala

Если бы эти слова были произнесены где-нибудь в театре, со сцены, с заламыванием рук и сверканием слегка выпученных от умственной работы глаз, то режиссер непременно арендовал бы здесь продолжительную паузу, во время которой зритель бы лихорадочно соображал: это что, всерьез или так, для развода? Я тоже поначалу усмехнулся про себя, ожидая, что сейчас мыслитель наш сделает какой-нибудь изящный словесный кульбит, который все перевернет с головы на ноги, но нет – дальше пошли признания в симпатиях к одной известной даме по фамилии Васильева, даме по-гоголевски «приятной во всех отношениях», из которой телевидение сделало даже секс-символ коррупции («Васильева мне вообще очень симпатична – она мой портрет нарисовала»). Да позвольте, а кому ж она не нравится – такая дебелая, такая блондинистая, такая талантливая – и швец, и жнец, и на дуде игрец, такая сумасшедше богатая! Ведь если верить следствию, то, возможно, за ее рубенсовской спиной прячутся где-то миллиарды народных карбованцев… А как представишь себе этот шелковый халат с павлинами, из-под которого смущенно временами выглядывает упитанная ножка, эти сердюковские домашние тапочки в передней да портрет писателя Быкова на стене – фу ты, мать честная, аж в пот бросает! Если бы я был художником (ну не как Васильева – попроще) и задумал бы написать картину под названием «Пошлость perse», то скорее всего многое из вышеперечисленных предметов вошло бы в нее составной частью, может быть, даже оккупировав первый план. Впрочем, у нас с Быковым совершенно разные взгляды на пошлость. Он, например, счел возможным в той же радиопередаче объявить пошлостью знаменитую строку из «Писем римскому другу» Иосифа Бродского – ту самую, в которой «…ворюга мне милей, чем кровопийца». И вот наш литературный херувим, стесненный позолоченной скорее всего рамкой, висящей горделиво где-нибудь в прихожей надцатимиллионнодолларовой квартирешки, заподозрил в пошлости не самого себя, не свою очаровательную коллегу по поэтическому цеху, не тупорылых партикулярных вымогателей, а Нобелевского лауреата, и творчеством своим, и самой жизнью противостоявшим пошлости во всех ее проявлениях!

Тут все же надо объясниться. Будь наш комический куплетист каким-нибудь лабазником или приворовывающим от тоски чиновником, то эти его пассажи меня бы мало тронули. Я уже слышал речи в защиту коррупции от сверхпродвинутых экономистов, которые предлагали решить дело полюбовно – учреждением спецналога на коррупционные взятки, иначе, мол, все засохнет и завянет. А тут еще совсем недавно экс-мэр Астрахани, признавший в конце концов факт получения 10 миллионов «нечистых» рублей от утомленного вымогательством предпринимателя, сообщил нам радостную новость, что эти деньги ему понадобились для строительства детской футбольной площадки. Ни суд первой инстанции, ни аппеляционный суд, однако, не поверили ему, решив, видно, что в 2018 году мы станем чемпионами мира и без этой его мифологической площадки. Кстати, несмотря на радужные ожидания не согласных с изначальным вердиктом (10 лет колонии строгого режима и полумиллиардный штраф), областной суд укоротил срок лишь на один год, тем самым дав понять, что в Астрахани, а за ней, видимо, и в остальной России отныне и впредь с коррупционерами церемониться не будут. Это ведь только кликуха у нее такая эффектная – коррупция, а коли перевести на русский, то выйдет «воровство», «жульничество», «грабеж»… Если составить некую условную таблицу наиболее мерзких морально преступлений, то коррупционеры займут там твердое третье место – после тех, кто грабит слепых и ворует печенье с вареньем у сирот в облезлом приюте.

Однако вернемся к Быкову. Он-то как раз не лабазник и не «голубой воришка» из мэрии. Он – один из признанных авторитетов в среде оппозиционно настроенных россиян, среди которых, на мой взгляд, есть немало приличных, совестливых, готовых на лишения за свои убеждения людей. Они искренне хотят видеть страну более честной, благородной, умной, открытой – так за что ж их так комическими куплетами про коррупцию по самому темечку? Ведь ни одному кремлевскому политтехнологу и пропагатору (по Достоевскому) и во сне не привидится такая удача – без затрат и суеты, учитывая многомиллионную аудиторию «Эха Москвы», отвадить от протестного движения тысячи и тысячи потенциальных новобранцев, да и в сторожилах зародить сомнения: ну придут к власти эти куплетисты, и что – объявят коррупцию нормой жизни? Говорят, что он как бы вроде писатель. Не знаю, не читал. Знаю другое: когда-то писателя считали в России совестью народа. Давно это было. Тогда, когда писатель дозволял своему герою убить, скажем, никчемную старушку странице на семнадцатой, а потом на оставшихся семистах заставлял убивца мучиться и вину свою искупать. И вот, спустя много лет пришли комические куплетисты и сказали: «Старушенцию, говоришь, замочил и дурью, говоришь, маяться стал? Дык споперва завсегда мутата одолевает, а потом ничего, привыкаешь. Лично нам это жить не мешает».