Гамбит Королевы

Они высадились на другом берегу. Дот огляделась. Здесь все по-другому: узкие грязные улочки, дома лепятся друг к другу. Верхние этажи почти смыкаются над головами прохожих; на улицы почти не попадает солнце. Пассажиры их лодки расходятся кто куда – наверное, к медвежьим ямам, как думает Дот. Она бредет за миссис Фенни в другую сторону, по темным извилистым закоулкам. Дот рада, что в этом лабиринте у нее есть проводник.

– Где мы? – спросила она. – Как называется это место?

– А ты не знаешь? – удивилась миссис Фенни, странно озираясь по сторонам, как будто сдерживая смех. – Мы в Саутуарке, дорогуша. – Слово «дорогуша» она произнесла неласково, и Дот вздрогнула. Бетти часто рассказывала о здешних притонах: если девушка попадает сюда одна, она считается легкой добычей, хотя откуда Бетти известны такие подробности – загадка. Ясно одно: миссис Фенни завела ее в такое место, откуда она ни за что не выберется одна.

Дот остановилась.

– Лучше я вернусь.

– Куда вернешься, дорогуша? – Миссис Фенни погладила ее по плечу и вдруг крепко сжала ей руку. – Тебе некуда идти!

– Нет! – вскричала Дот. – Оставьте меня! – Она вырвалась и, развернувшись, побежала назад, в ту сторону, откуда они пришли.

Миссис Фенни кричала ей вслед:

– Не спеши, дорогуша! Я хотела тебе помочь… Здесь небезопасно.

Дот, не оборачиваясь, бежала по узким, извилистым улицам. Темза совсем рядом, за углом… уж она придумает, как вернуться на тот берег, в Уайтхолл. Там безопасно. Но, повернув, она оказалась на маленькой площади и с ужасом поняла, что место совсем незнакомое. Она заглядывала в переулки, надеясь издали увидеть реку, но за каждым новым поворотом видела лишь другие закоулки и дома. Начинало темнеть; моросил дождь, от сточных канав поднималась вонь. Дот раздумывала, не постучать ли в какую-нибудь дверь, чтобы спросить, как добраться до берега, как вдруг из-за угла вышли трое мужчин; они шатались и громко распевали грубую песню. В середине троицы самый крупный из них пил из фляжки пиво; оно струйкой стекало по его подбородку. В другой руке он держал веревку, к которой была привязана тощая дворняжка. Двое других, должно быть, близнецы, потому что очень похожи друг на друга: костлявые, с близко посаженными глазами. Дот вжалась в стену, надеясь, что пьяницы ее не заметят. «Я осталась жива в Ньюгейтской тюрьме, выживу и здесь», – внушала она себе. И все же изнутри поднимался страх.

– Что, заблудилась? – пробурчал самый высокий – настоящий великан. Его дублет полурасстегнут; под ним виден толстый живот; длинные волосы, спадающие на плечи.

Собака тихо зарычала.

– Нет. – Дот раздумывала, не ошиблась ли она, удрав от миссис Фенни. Может быть, та ничего плохого не имела в виду. С ней уж точно лучше, чем с этими отвратительными типами.

– А по-моему, ты заблудилась. Она заблудилась, верно? – Великан повернулся к своим спутникам, те с глупым видом кивнули.

Морось перешла в сильный дождь, вода пропитывала ее платье.

– У меня ужасная жажда, – сказала Дот, соображая на ходу. – Будьте добры, дайте мне попить.

– А у нее манеры, как у настоящей леди, – ухмыльнулся великан, облизывая губы. Он протянул ей флягу, но, когда она потянулась к ней, отдернул ее. – А что я получу взамен? – У него такой огромный рот, что он, казалось, мог бы проглотить ее целиком.

Собака рвалась с поводка, показывая клыки.

– Поцелуй, – ответила Дот беззаботно, хлопая глазами и стараясь не смотреть на пса. – Но сначала я должна попить.

Великан, хохоча, протянул ей флягу. Дот приняла ее, поднесла к губам, притворяясь, будто делает глоток, и вдруг, собрав все силы, швырнула в них и, подобрав юбки, побежала со всех ног, надеясь, что пьяницы не угонятся за ней.

Дворец Аутлендс, Суррей, сентябрь 1546 г.

Стояла ранняя осень. В окутанном туманом парке было тихо. Большие деревья казались бледными призраками. Между деревьями бродили призрачные олени – в здешнем парке их много. Генрих взбирался на коня при помощи специальной лебедки и каждый день ездил на охоту. Правда, его вылазки можно было назвать «охотой» с большой натяжкой. Бедных оленей заранее загоняли в угол парка, чтобы они ждали прибытия короля. Потом начиналась настоящая бойня. Бедным созданиям невозможно было спастись. Да и лошадь короля едва не падала после того, как ей приходилось целый день возить его. А король ничего не замечал; по вечерам, вернувшись во дворец, он долго рассказывал, как преследовал оленя. Но накануне ему внезапно стало хуже, и утром он на охоту не поехал.

Катерина встала рано и гуляла по парку с братом. В нескольких шагах за ними шли сокольничий и его помощник; птицы сидели у них на руках. Во дворе почти никого не было, кроме пекарей, которые складывали свежеиспеченный хлеб на деревянные поддоны. Хлеб так вкусно пах, что Уилл отломил горбушку, и они стали жевать хлеб на ходу. Какое простое удовольствие – есть хлеб на свежем воздухе. Но такие радости – редкость, особенно для Катерины, каждая секунда жизни которой подчинена необходимости быть королевой.