Гамлет, принц датский

Полоний. Лучшие в мире актеры на любой вкус, как-то: для трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико– и историко-пасторальных и для сцен в промежуточном и непредвиденном роде. Важность Сенеки, легкость Плавта для них не диво. В чтении наизусть и экспромтом это люди единственные.

Гамлет. О Евфай, судья Израиля, какое у тебя было сокровище!

Полоний. Какое же это сокровище было у него, милорд?

Гамлет. А как же:

"Единственную дочь растилИ в ней души не чаял".

Полоний (в сторону). Все норовит о дочке!

Гамлет. А? Не так, что ли, старый Евфай?

Полоний. Если Евфай – это я, то совершенно верно: у меня есть дочь, в которой я души не чаю.

Гамлет. Нет, ничуть это не верно.

Полоний. Что же верно тогда, милорд?

Гамлет. А вот что:

"Рок довершил,Что бог судил".

И затем вы знаете:

"Но все равно

Так быть должно".

Продолжение, виноват, – в первой строфе духовного стиха, потому что, как видите, мы будем сейчас развлекаться.

Входят четверо или пятероактеров.

Здравствуйте, господа! Милости просим. Рад вам всем. Здравствуйте, мои хорошие. – Ба, старый друг! Скажите, какой бородой завесился, с тех пор как мы не видались! Приехал, прикрывшись ею, подсмеиваться надо мною в Дании? – Вас ли я вижу, барышня моя? Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи! Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит, как золото, изъятое из обращения. – Милости просим, господа! Давайте, как французские сокольничьи, набросимся на первое, что нам попадется. Пожалуйста, какой-нибудь монолог. Дайте нам образчик вашего искусства. Ну! Какой-нибудь страстный монолог.

Первый актер. Какой монолог, добрейший принц?

Гамлет. Помнится, раз ты читал мне один отрывок; вещь никогда не ставили или не больше разу – пьеса не понравилась. Для большой публики это было, что называется, не в коня корм. Однако, как воспринял я и другие, еще лучшие судьи, это была великолепная пьеса, хорошо разбитая на сцены и написанная с простотой и умением. Помнится, возражали, что стихам недостает пряности, а язык не обнаруживает в авторе приподнятости, но находили работу добросовестной, с чертами здоровья и основательности, приятными без прикрас. Один монолог я в ней особенно любил: это где Эней рассказывает о себе Дидоне, и в особенности то место, где он говорит об убийстве Приама. Если он еще у вас в памяти, начните вот с какой строчки. Погодите, погодите: «Свирепый Пирр, тот, что, как зверь Гирканский…». Нет, не так. Но начинается с Пирра:

"Свирепый Пирр, чьи черные доспехиИ мрак души напоминали ночь,Когда лежал он, прячась в конском чреве,Теперь закрасил черный цвет одеждМалиновым – и стал еще ужасней.Теперь он с головы до ног в кровиМужей, и жен, и сыновей и дочек,Запекшейся в жару горящих стен,

Которые убийце освещаютДорогу к цели. В кровяной коре,Дыша огнем и злобой, Пирр безбожный,Карбункулами выкатив глаза,Приама ищет…"

Продолжайте сами.

Полоний

Ей-богу, хорошо, милорд! С хорошей дикцией и чувством меры.

Первый актер