Ганзейцы. Савонарола

— А я понимаю, в чём дело! — заметил секретарь, усиленно моргая глазами. — Ведь если Виттенборг и укрыл ваш документ, г-н Стеен, то это произошло во всяком случае только ради пользы вашего должника-датчанина, которому он этим оказывал большую услугу. Этот факт был бы только ещё одним доказательством в пользу его благорасположения к датчанам вообще и до некоторой степени разъяснил бы нам ту непонятную темноту, которая всё ещё покрывает его медленные и странные военные действия против датчан.

— Мёртвые не могут себя защищать, — строго заметил Стеен секретарю. — Но я убеждён, что вы, г-н секретарь, не дерзнули бы при жизни Иоганна Виттенборга выразить такое позорящее его честь сомнение. Многое в действиях Виттенборга может нам казаться непонятным, но будем надеяться, что Высший Судья ещё укажет нам виновного. Возвращаясь к своему делу, прошу вас сказать мне, г-н бюргмейстер, нужно ли мне непосредственно иметь в руках этот долговой документ, если бы я захотел теперь же подать жалобу на моего неисправного должника?

— О, нет! — отвечал Варендорп. — Достаточно будет и словесного заявления свидетелей, подписавшихся под документом вашего должника.

Госвин Стеен ударил себя по лбу.

— Свидетелей?! — повторил он с ужасом. — Боже ты мой! Да ведь это же были — Виттенборг и состоявший у меня на службе рыбак Ганнеке. Первый — умер; а второй — в плену.

— Ну, это дело дрянь! — заметил бюргмейстер. — Ведь если ваш должник вздумает утверждать, что он никогда не получал от вас никакой ссуды, то ведь я тогда не могу вынести никакого судебного решения.

Госвин Стеен опустился на стул в совершенном изнеможении.

Бюргмейстер не без участия посмотрел на него. Затем он кивнул головой секретарю, чтобы тот удалился, и сказал, обращаясь к Стеену:

— Я прихожу к тому убеждению, г-н Стеен, что вас совершенно несправедливо обвиняли в дружественном расположении к Дании. Я полагаю, что у аттердага и его народа едва ли найдётся враг злее вас. — Купец утвердительно кивнул головою. — Тем более странным, — продолжал Варендорп, — должно казаться то, что вы датчанину могли дать такую значительную ссуду. Мне было бы очень приятно способствовать возвращению вам этой суммы, а потому окажите мне некоторое доверие...

Стеен задыхался.

— Нет, не могу, не имею права! — простонал он.

— По крайней мере сознайтесь, что датчанин вынудил вас дать ему эту сумму, потому что ему, вероятно, была известна вина человека, очень близкого вашему сердцу. Не так ли?

Бюргмейстер ожидал ответа, но так и не дождался. Стеен только ещё раз простонал.

— Я говорю с вами не как должностное лицо, — сказал Варендорп после некоторого молчания, — но как ваш собрат-ганзеец, помнящий обязанности, налагаемые на нас клятвою нашего союза: мы должны быть друг другу верными и надёжными помощниками во всех затруднениях и опасностях. А потому откройтесь мне, доверьтесь.

И снова пришлось бюргмейстеру ожидать ответа. Но только спустя несколько минут Госвин Стеен поднял голову и отвечал:

— Благодарю за братское слово. Оно оказало своё действие и убедило меня в том, что вы относитесь ко мне лучше, нежели я ожидал. Легко может быть, что я ещё вернусь к этому нашему разговору и попрошу вас дать мне братский совет. Но теперь я этого сделать не в состоянии. Пойдёмте в зал заседаний; назначенный срок уже наступил.

Он произнёс всё это с большим волнением, но уже твёрдым голосом. И в то же время он поднялся с места и, выпрямившись во весь рост, направился в зал.

Не без удивления посмотрел Варендорп на этого странного человека и почти в одно время с ним вошёл в залу заседания, где уже успели собраться все члены.

Твёрдыми шагами направился Госвин Стеен на своё место, и никому даже и в голову не приходило, какая буря бушевала в его душе. По-видимому, он с напряжённым вниманием следил за начинавшимися прениями, а между тем на самом деле мысли его были заняты совсем иными предметами.

Во всякое другое время Стеен, всей душою привязанный к Ганзейскому союзу, действительно должен был бы с величайшим интересом выслушать те сообщения и заключения описываемого нами заседания, так как они должны были иметь решающее историческое значение по отношению к будущему Ганзейского союза. Дело заключалось в том, что прусский рыцарский орден после долгих колебаний примкнул-таки к Ганзе со всеми своими городами и вошёл в состав оборонительного и наступательного союза против Дании. Аттердаг вскоре должен был убедиться в том, что ему придётся иметь дело не с одними вендскими приморскими городами. В нынешнем заседании городского совета посланцы гроссмейстера должны были заявить, что все прусские города согласились между собою оказать поддержку ганзейцам в их правах на свободное плавание через Норезунд, прервать всякие сношения с датским королём и его вассальными землями и не ранее с ним примириться, как добившись от него справедливого отношения к Ганзе и уважения к её правам.