Ганзейцы. Савонарола

И все разразились бранью в адрес нижненемецких купцов, возбуждавших в Лондоне всеобщую зависть и нерасположение к себе своим процветанием и богатством.

— Вашему сотоварищу, кажется, не очень по вкусу пришлась наша брань против немцев! — сказал старый моряк, указывая на спутника Нильса, который опустил голову на руки, грустно наморщил лоб и тяжело вздохнул.

— Ошибаетесь, почтенный друг, — перебил моряка золотых дел мастер. — Уж если кто имеет право поносить ганзейцев, так уж, конечно, мой сотоварищ, потому что эти немецкие вороны отняли у него всё, и он теперь нищий!

Это заявление вызвало в присутствующих большое участие к иноземцу, и вскоре вокруг обоих датчан образовался тесный кружок.

— Мой друг, которого вы здесь видите, был богачом! — продолжал Нильс. — И много кораблей плавало по морям от его торговой фирмы! Кто не знал большого торгового дома, принадлежавшего Кнуту Торсену?

— Так это и есть господин Торсен? — воскликнули многие из присутствовавших моряков, поспешно снимая с головы свои матросские шапки (всем им доводилось перевозить грузы этой фирмы), и Бен ещё сильнее подействовал на них, добавив:

— Да! Теперь я понимаю, что господину Торсену не могло прийтись по вкусу наше жиденькое пиво. Клянусь святым Георгом! Здешней таверне никогда ещё не случалось принимать у себя более почётного гостя!

Сумрачное выражение несколько прояснело на лице Торсена. Он пожал руку ближайшим из своих соседей по лавке и сказал:

— Спасибо вам за доброе обо мне мнение! Мейстер Нильс не преувеличил ничего, говоря вам, что меня Ганзейский союз вконец загубил...

— И вы не единственная жертва этих хищных гильдейцев! — перебил Торсена старый моряк. — И тем более стыдно нам, независимым англичанам, что наши короли дают больше прав и привилегий этим немецким проходимцам, нежели своим собственным подданным.

— Выгнать бы их всех отсюда! — закричали многие.

— Пусть нам господин Кнут Торсен расскажет о себе, как это с ним случилось, — требовали другие.

Только по прошествии некоторого времени шум и гам приутихли, и все собрались в кружок около датчан, желая услышать то, что мог им рассказать разорившийся купец.

Он рассказывал долго, много и подробно, и когда, наконец, смолк, то шум поднялся снова. Ещё бы немного, и все бывшие в таверне готовы были гурьбою двинуться к близлежащему торговому двору ганзейцев и потребовать отчёта от их здешнего главы и представителя. Лондонская чернь радёшенька была каждой возможности выказать ненавистным ганзейцам своё недовольство.

— Я человек миролюбивый! — сказал Кнут Торсен, стараясь успокоить присутствующих. — Я вот и приехал в Лондон, чтобы вступить в переговоры с ольдерменом здешнего торгового двора. Господин Тидеман фон Лимберг — высокоуважаемый и богатейший купец, и я надеюсь, что он поможет мне возвратить моё утраченное достояние.

— Да, коли он этого захочет! — проворчал старый моряк. — Но ведь он такой упрямец, что осмеливается идти наперекор даже и нашему доброму королю Эдуарду.

— Ну, что за диво — король! — вступился один из ломовиков. — Король безгласен перед Тидеманом, от которого он зависит, хотя ещё и неизвестно, будут ли ганзейцы и впредь ссужать короля деньгами. Я слышал от своих приятелей кёльнских корабельщиков, что ещё намедни король давал секретно аудиенцию их землякам и совещался с ними, потому никак не мог выкупить своих клейнодов, заложенных кёльнским купцам. Эти торгаши не соглашались более ждать и грозились, что пустят в оборот свой драгоценный залог... Ну так вот, Тидеману и удалось их как-то образумить. Вот-то Эдуард был этому радёшенек и ольдермену Ганзейского торгового дома, вероятно, поднесёт за услугу недурной подарочек!

— Да! Да! — подтвердил Бен. — Тидеман человек умный, и с тех пор, как он здесь от Ганзы поставлен ольдерменом, он не потратил времени даром. Ведь вот уж нынче кончился срок контракта, по которому сын нашего короля Чёрный Принц предоставил ему разработку свинцовых руд, и никто не думал, что король решится возобновить этот невыгодный для него контракт... Однако господин Тидеман сумел так его обойти!

В ответ на эти слова послышался и смех, и ропот. Когда голоса стихли, Кнут Торсен сказал:

— Быть может, я застану ольдермена в благоприятном для меня настроении, во всяком случае хочу попытать у него счастья...

Все в один голос крикнули: «Конечно! Попытаться следует!» Бен с удовольствием потёр руки и сказал:

— Я всегда бываю рад, когда что-нибудь против ганзейцев затевается. Сегодня было бы это как раз кстати!

— Ну, вот ещё! — зашумели многие. — Разве не все дни равны?

— Конечно, не все! — возразил Бен. — Сегодня вечером в большой зале торгового двора ганзейцев соберётся купеческий совет, и на это торжественное заседание обычно приезжает и сам лорд-мэр; а затем ганзейцы должны будут открыть настежь средние ворота своего торгового двора, а эти ворота только раз в году и открываются...

— Ещё бы они их чаще открывали! Они ведь наших кулаков порядочно побаиваются...

— Вот в том-то и дело! — заметил Бен. — А ведь в эти большие ворота мы могли бы туда целой гурьбой ввалиться...