Садрон просился из ножен и буквально шевелился у бедра, умоляя хозяина (как это там было: «Нyarrrrrrrra… hy–у–уara–a–a…», да?) Но всё, что Гарав смог себе позволить — швырнуть деньги в пыль. Торговец вежливо улыбнулся, подобрал расшитый подол, встал на колени и стал их собирать…
…Гарав достал купчую. Мальчишки перестали есть, вздёрнули головы, придвинулись друг к другу на скамье.
Гарав начал рвать её. Тихо и свирепо порыкивая, начал рвать на мелкие клочки неподатливый пергамент — прямо перед ошалелыми светлыми глазами, перед двумя парами — в них было непонимание… сначала. А потом…
…Конечно, они были рады, что их купил не один из этих чужаков, а свой — ровесник–северянин с бешеными серыми глазами и русым «хвостом» до лопаток. Они были уверены, что северянин купил их, чтоб зарубить на могиле друга или родича. И это было хорошо, это было просто здорово… Сил сопротивляться после долгой «дрессировки» в бараке — плетью, жаждой и кандалами — у них уже не осталось, а тут хотя бы смерть — сразу, от меча, как положено было умирать в том мире, который у них отняли и заставляли забыть со всей жестокостью трусов, получивших власть над храбрыми.
Но северянин накормил их. Разорвал пергамент. Разбросал, расшвырял с непонятной руганью по столу серебро и медь. Не меньше чем на пять марок серебром расшвырял.
И ушёл…
…Мальчишки сидели за столом. И до них медленно доходило, что они свободны.
— Как его хоть звать–то? — прошептал тот, который помладше. — За кого нашим матерям просить Валаров?
— Не знаю, — покачал головой его друг. — Но я другое знаю… когда мы вернёмся — я не пойду больше драться за Ангмар. Я не хочу.
* * *
Женщина, которую он нашёл, была красивой, лет на десять постарше. Нашёл около порта, где таких было немало. Гарав, честно сказать, задавался вопросом, зачем она вообще занялась своим ремеслом — ну не было вроде как в Зимре ничего такого, что могло бы толкнуть женщину на это дело. Но задавался только сперва. Наверное, это вещь вечная, как людской род…
Комната над какой–то корчмой, куда они пришли, была небольшой, но аккуратной, по дороге и в самой корчме никто не удивлялся (Гарав этого ужасно стеснялся) тому, что видел, а женщина оказалась ласковой и необидно деловитой. Это было не как с Тазар — в самый первый раз — и не как с Мэлет — когда Гарав падал в нежный тёплый свет. Но ему сейчас и не хотелось ни любви, ни чего–то романтического — просто было желание испытать чисто физически то, что испытывал тогда. Физически, и всё. Выплеснуть неистраченное желание убивать, злость, ненависть через другой… гм… кран.
Что ж, он не разочаровался. То ли женщина постаралась, то ли злость помогла — он не знал. Гарав просто лежал рядом с женщиной и переводил дух, и тут она с еле заметной
улыбкой спросила:
— Мне рассказать о том, как ты был неподражаемо хорош?
Мальчишка повернул голову и убрал с лица волосы. Ответил тоже улыбкой:
— Да нет, не надо.
— Ну вообще–то ты и правда был неплох, — честно сказала женщина. — Только очень спешишь и ещё мало умеешь. Но это придёт.
— Ты… в общем, ты… — он привстал на локтях. — Ты не это… не получила… да?
Женщина пожала плечами:
— Да что ты, юноша, для меня это просто работа. О таких вещах мы не думаем… по крайней мере, не с клиентами. Но приятно, когда клиент… в общем, когда он такой, как ты. Добрый и молодой. А пришёл ты ко мне злой. Из–за убийств?
— Из–за каких? — Гарав снова опустил голову. Подушка пахла чистотой.
— Воины часто так делают. Идут к женщине, чтобы забыть о том, что убивали. Я думаю, убивать ты умеешь уже лучше, чем любить.
— Да, — буркнул Гарав. — Но я не из–за убийств был злой. Так…
— Ну не хочешь — не рассказывай, — согласилась женщина. — Будешь ещё? Ты заплатил за четыре часа, а прошла всего четверть срока. Или мне вернуть деньги за оставшееся время, и ты пойдёшь?
— У тебя нет детей? — Гарав не ответил на её вопросы, лёг на спину, закинул руки за голову.
— Есть дочь, она живёт… — женщина вздохнула и не сказала — где: — Она не будет заниматься тем, чем я. Её учит шить хорошая мастерица, может быть, дочка откроет свою мастерскую… Это от сабли? — пальцы её коснулись плеча Гарава. Мальчишка кивнул:
— Откуда ты знаешь?
— Я же говорю — со мной бывает много воинов, я научилась различать — женщина не приставала, не пыталась возбудить Гарава — она просто трогала шрам. — Больно было, мальчик? — тихо спросила она. Гарав поморщился:
— Нет, я не почувствовал… Потом было больно, когда шили… Я хочу ещё… тебя, — он потянулся ближе, сомкнул — но несильно — пальцы на левой груди женщины. — Можно?
— Ты заплатил, — обыденно и необидно ответила она. — Ты сам, или я?
— Я сам…
…После второго раза Гарав уснул, а когда проснулся — женщина всё ещё была в постели. Она смотрела в потолок и не сразу поняла, что и Гарав на неё смотрит, а когда поняла — неожиданно смутилась.
— Ты красивая женщина, — сказал Гарав, словно продолжая разговор, законченный только что. — Зачем? — он не договорил, и так было ясно.
— Так вышло, — отозвалась она, давая понять тоном, что ей неприятен разговор.