Garaf

Гарав издал неопределенный насмешливый звук. А Эйнор — совершенно неожиданно для самого себя, сказать по чести! — устроился удобней, кашлянул, стукнул по столу кулаком — и голос юноши, казалось, приподнял низкую крышу:

Впечатан в землю четкий шаг,Содрогнется земля,Идут воители меча,Гвардейцы Короля!Ведет нас солнца ясный жар,И землю опалитКлинков серебряный пожар,Что средь небес горит!Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:

«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»

Вастаки, громко разговаривавшие на своём языке, замолчали и оглянулись изумлённо. Честно сказать, и оруженосца уставились на своего рыцаря с удивлением. А Эйнор распевал, пристукивая кулаком:

Когда Король дает приказ,Превыше воли нет!Его слова прочертит стальВ тени звенящих лет!Гимлад свободу обрететОт смерти злых оков,Прославится героев род,Избраников веков!Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:

«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»И в наших душах жар огня,Нам светит Азрубэл,Своих воителей храняОт язв, мечей и стрел!Гори, огонь! Исчезни, враг!Пред нами жалок тот,Кто побороть не смеет страх,В чьем сердце — талый лед!Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:

«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»

Вообще–то это была песня врагов предков Эйнора. Людей Короля. Но было в ней что–то… в общем, что–то такое. Такое. Да и Эйнору явно было сейчас важно бросить вызов вастакам — а ничего более вызывающего, чем перекатывающиеся слова: «Zagir annardi anGimlad!» — для них не было.

Стоит Гимлад средь вечных вод,И Остров охранитЗлатая Гвардия его,Надежный, крепкий щит!Так говорит нам нардубар,И в этом службы соль:«Превыше жизни Зэннабар,А выше — лишь Король!»Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:

«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»[91]

Последний припев все трое уже проорали вместе — Фередир и Гарав переглядывались с сияющими лицами и тоже лупили кулаками. Они и не заметили даже, что невысокий человек в плаще бросил пить и тоже смотрит в их сторону.

Над столом вастаков молча сверкнули кривые лучи сабель. Они повскакали, отшвыривая стулья; хозяин, ещё до этого уславший жену, шарахнулся за стойку.

— Тарканы! — крикнул сташий. — Враги Господина! Вперёд, дети мои!

— Барук Казад! — грохнуло позади, и командир вастаков, с хрипом прогнувшись — он пытался увидеть, что же ударило его в спину? — рухнул на пол. Между лопаток торчал небольшой метательный топор. Вскочивший посетитель отбросил плащ и оказался гномом — довольно высоким для своего рода, с грозно топорщащейся бородой. Гном крутил в лапах второй топор — на длинной рукояти. — Барук Казад! Руби их, люди!

— Дагор, Кардолан! — крикнул Эйнор, выхватывая Бар.

Вистину штамп — «всё смешалось». Но ненадолго — четверо на четверо было невыгодным раскладом для вастаков. Вскоре все четверо лежали мёртвые, и улыбающийся гном пожимал предплечье тяжело дышащему Эйнору:

— Фенодири, горный мастер, — пробурчал он из бороды. — Позорно было видеть, как люди трусят в своём же доме, да один я бы не справился.

— Эйнор сын Иолфа, рыцарь Кардолана, — ответил Эйнор. — Почтенный гном очень вовремя начал драку.

Гарав зарубил своего вастака в углу у очага — раскроив тому шею колющим выпадом. Сопротивлявшийся с отчаяньем загнанной в угол крысы, вастак успел рассечь бездоспешному мальчишке левое плечо, и теперь Гарав, шипя, терпел руки Фередира, который усадил друга за стол и, сбегав за набором, зашивал длинную рану серебряной гнутой иглой.

— Их сабли — не оружие, — рассуждал Фередир. — Глянешь — страшно, порез в пол–ярда, кровища льёт… А посмотришь — там глубина с муравьиную ножку. Вон как ты его — другое дело, он только — плям, плям… — оруженосец смешно передразнил звуки, которые издавал вастак, пытаясь вдохнуть распоротым горлом… Ещё пару стежков…

— Я тебе что, коврик, что ли… ссссссссссСССССССССС!!!