Гаргантюа и Пантагрюэль

Quandoque bonus dormitat Homerus.[658]

Этот акт порождает какой-нибудь другой орган процесса, от того родится третий, с миру по нитке – голому рубашка. В конце концов я прихожу к заключению, что процесс благодаря всем информациям достаточно хорошо сформирован и что все члены его достигли совершенства. Только после этого я обращаюсь к костям, и надобно вам знать, что не я первый прибегнул к подобного рода необоснованной оттяжке и произвел знаменитый опыт со сном.

Я припоминаю такой случай: один гасконец по имени Грасьяно, родом из Сен-Севера, принимавший участие в осаде Стокгольма, проиграл все свои деньги и был этим обстоятельством весьма раздосадован, – вы же знаете, что pecunia est alter sanguis[659], ut ait Antonio da Butrio in c. accedens., II, extra., ut lit. non contest., et Bald, in l. Si tuis., C. dе op. li. per no., et l advocati, C.

de advo. diu. jud.: Pecunio est vita hominis et optimus fidejussor in necessitatibus[660]; и вот, когда игра кончилась, он громко сказал, обращаясь к своим товарищам: «Рао cap de bious, hillotz, que mau de pippe bous tresbyre; ares que pergudes sont les mies bingt et quouatte bageuttes, ta pla donnerien picz, trucz et patacz. Sey degun de bous aulx qui boille truquar ambe iou a belz embiz?[661]»

Охотников не нашлось; тогда он отправился в лагерь «стопудовых» и обратился к ним с такою же точно речью. Ландскнехты, однако ж, ему сказали: «Der guascongner thut schich usz mitt eim jedem ze schlagen, aber er is geneigter zu staelen; darumb, lieben frauen, hend serg zu inuerm hausraut»

[662]. И никто из них на бой не вышел.

Тогда гасконец отправился в лагерь французских наемников, обратился к ним с такими же точно словами и смело вызвал их на бой, сопроводив свою речь всякими гасконскими выходками; никто, однако ж, ему не ответил.

После этого гасконец лег на краю поля, возле палаток толстяка Кристиана, рыцаря де Крисе, и уснул.

На ту пору один из наемников, также проигравший все свои деньги, вышел со шпагой из лагеря, имея твердое намерение сразиться с гасконцем, коль скоро и тот все проиграл:

Ploratur lachrymis amissa pecunia veris[663], —

говорит gl. de poenitent. dist. 3, c. Sunt plures. Поискал, поискал он его в поле и наконец нашел спящим. Тогда он ему сказал: «Эй ты, малый, черт бы твою душу взял, вставай! Мы с тобой оба продулись. Давай драться, не щадя живота, давай отходим друг друга как следует быть! Гляди-ка: и шпаги у нас с тобой одинаковые».

А гасконец, ошалев спросонья, ему отвечает: «Cap de sainct Arnault, quau seys tu, qui me rebeillez? Que таи de taoverne te gyre. Ho, sainct Siobe, cap de Guascoigne, ta pla dormie iou, quand aquoest taquain me bingut est е e».[664]

Доброволец снова вызвал его на бой; гасконец, однако ж, ему сказал: «Н е, paouret, iou te esquinerie, ares que son pla reposat. Vayne un pauc qui te posar comme iou; puesse truqueren».[665]

Позабыв о своей утрате, гасконец утратил охоту драться. Коротко говоря, вместо того чтобы сражаться и – долго ли до греха? – ухлопать друг друга, они порешили заложить свои шпаги и вместе выпить. Доброе это дело сделал сон – это он утишил ярый гнев обоих славных воителей.

К этому случаю как раз подходят золотые слова Джованни Андреа[666] in с. ult. de sent. et re judic., libro sexto: Sedendo et quiescendo fit anima prudens.[667]

Глава XLIII

Как Пантагрюэль оправдывает Бридуа в том, что он выносил приговоры с помощью игральных костей

На этом Бридуа кончил. Суеслов велел ему покинуть залу суда, что тот и сделал. Тогда Суеслов обратился к Пантагрюэлю: