Гаргантюа и Пантагрюэль

Разговаривая таким образом, они быстро перешли брод и прибыли на Остров апедевтов. Пантагрюэля чрезвычайно удивило устройство здешних жилищ и обиталищ: люди здесь живут в огромном давильном прессе, к которому надлежит подняться примерно на пятьдесят ступенек вверх, но, прежде чем проникнуть в главный пресс (надобно заметить, что там есть и малые, и большие, и потайные, и средние, и всякие другие прессы), вы должны пройти длинный перистиль, где взору вашему явлены чуть ли не все орудия пытки и казни: виселицы, щипцы, костыли, дыбы, наводящие невольный страх.

Заметив, что Пантагрюэль на все это загляделся, Загребай сказал:

— Пойдемте дальше, сударь, это все безделицы.

— Хороши безделицы! — воскликнул брат Жан. — Клянусь душой теплого моего гульфика, у нас с Панургом зуб на зуб не попадает от страха. Я бы предпочел выпить, чем смотреть на эти ужасы.

— Идемте, — сказал Загребай.

Затем он подвел нас к небольшому, приютившемуся сзади прессу, который на языке этого острова назывался Пифиас. Можете не спрашивать, как тут ублажали себя мэтр Жан и Панург, ибо к их услугам оказались мальвазия, миланские сосиски, индюки, каплуны, дрофы и другие вкусные вещи, должным образом приготовленные и приправленные. Служивший помощником буфетчика мальчик, заметив, что брат Жан бросает умильные взоры на бутылочку, стоявшую подле буфета, в стороне от шеренги бутылок, сказал Пантагрюэлю:

— Сударь! Я вижу, что один из ваших приближенных строит глазки вон той бутылочке. Умоляю вас не трогать ее — она для господ начальников.

— Как? — спросил Панург. — Разве у вас есть господа? А я думал, вы все тут на равной ноге занимаетесь выжимкой винного сока.

По маленькой потайной лесенке Загребай вскорости привел нас в некую комнату и оттуда показал заседавших в большом прессе господ начальников, предуведомив, однако же, что доступ к ним без особого разрешения воспрещен, но что нам будет их отлично видно в окошечко, а они-де нас не увидят.

Приблизившись к окошку, мы обнаружили, что в большом прессе человек двадцать — двадцать пять заплечных, то бишь широкоплечих молодцов заседают за зеленым столом, заседают и все переглядываются, а руки у них длиной с журавлиную ногу, ногти же фута в два, не меньше, так как стричь ногти им воспрещено, вот они у них и изогнулись, что ятаганы или же абордажные крючья; и тут им поднесли огромную виноградную кисть с экстраординарного саженца, который часто приводит людей на эшафот[908]. Едва лишь кисть попала к ним в руки, они бросили ее под пресс, и вскоре на ней не осталось ни единой ягодки, из которой не был бы выдавлен золотой сок, так что, когда ее извлекли, она была до того суха и выжата, что соку или влаги в ней уже не было ни капли. По словам Загребая, такие пышные гроздья попадаются редко, однако ж пресс у них никогда не пустует.

— А много ли у вас, любезный друг, саженцев? — спросил Панург.

— Много, — отвечал Загребай. — Видите вон ту кисточку, что кладут сейчас под пресс? Это с десятинного

саженца[909]. Ее уже на днях клали под пресс, да только сок ее припахивал поповской кубышкой, и господам начальникам приварка тут было маловато.

— Зачем же они ее снова кладут под пресс?

— А чтобы удостовериться, не осталось ли в ней случайно какого-нибудь недовзысканного соку, нельзя ли поднажиться хоть на мезге.

— Господи Твоя воля! — вскричал брат Жан. — И вы еще называете этих людей неучами? Какого черта! Да они вам из стены сок выжмут!

— Они так и делают, — подтвердил Загребай, — они частенько кладут под пресс замки, парки, леса и из всего извлекают питьевое золото.

— Может статься, вы хотите сказать — листовое, — поправил его Эпистемон.

— Нет, питьевое, — возразил Загребай, — здесь его пьют бутылками, в уму непостижимом количестве. Саженцев тут столько, что всех названий и не упомнишь. Пройдите сюда и взгляните вот на этот виноградник: здесь их более тысячи, и все они только и ждут, когда их гроздья наконец положат под пресс. Вот вам саженец общий, вот частный, вот фортификационный, вот заемный, вот дарственный, вот саженец побочных доходов, вот саженец усадебный

, вот саженец мелких расходов, вот саженец почтовый, вот саженец пожертвований, вот саженец дворцовый.

— А что это за крупный саженец, вокруг которого столько маленьких?

— Это саженец сбережений — лучше его во всей нашей стране не сыщешь, — отвечал Загребай. — После того как его выжмут, от господ начальников, от всех поголовно, еще полгода разит этим запахом.