Гарибальди

Широкие массы народа страдали от феодального гнета еще больше, чем буржуазия. Бедственное положение итальянских ремесленников, рабочих и крестьян принимало грозные размеры. Так, например, доход многих крестьянских семей в Апулии не превышал 0,75 лиры в день. Чтобы представить себе, что это значит, достаточно сказать, что килограмм хлеба стоил 1 лиру 20 чентезими, то есть на заработанные деньги крестьянская семья могла купить всего 625 граммов хлеба! В городах рабочий день был равен 12–15 часам. В Ломбардии рабочие хлопчатобумажной промышленности зарабатывали от 0,87 до 1,35 лиры в день, ткачи — от 0,82 до 1,45 лиры. Особенно тяжело было положение крестьянских масс в Сицилии. Там «условия аренды по большей части настолько тяжелы, что огромное большинство земледельцев работает исключительно на сборщика податей и на барона, почти ничего не производя сверх того, что необходимо для уплаты налогов и рент. Сами они живут или в полной нищете, или, по меньшей мере, в сравнительной бедности. Хотя они культивируют знаменитую сицилийскую пшеницу и выводят прекрасные фрукты, сами они круглый год питаются исключительно бобами» [16]. Недовольство существующим строем нарастало повсюду: «В настоящее время политический, административный и фискальный гнет тяготеет над всеми классами народа» [17]

, — писал Маркс.

Неслыханные бедствия и нужда итальянского народа усугублялись жестокой тиранией иноземных угнетателей — австрийцев. Покончить с этим гнетом, объединить разрозненные и порабощенные мелкими деспотами части Италии стало первой и главной задачей не только либеральной буржуазии, но и мелкобуржуазных революционеров — мадзинистов. Назревала широкая национально-освободительная революция.

Но, по примеру прошлых лет, либеральная буржуазия начала e того, что снова возложила свои надежды на «бывшего карбонария» Карла Альберта, сардинского короля. Она готова была теперь простить ему его неоднократное предательство, лишь бы он согласился возглавить борьбу с Австрией. Поэт-эмигрант Берше, тот самый Берше, который недавно бросил Карлу Альберту в стихах гневное проклятие «Esecrato, Carignano!» (Будь проклято, о кариньянец, имя твое!), теперь распинался в восхвалениях этого короля. Повсюду распространялась только что отчеканенная медаль с надписью: «Лев савойского герба разрывает на куски австрийского орла». Ярые альбертисты раздавали населению листки с текстом королевского письма графу Кастаньето: «Если провидение повелит мне возглавить войну за итальянскую независимость, я стану во главе войск и поступлю так, как Шамиль в России».

Король Карл Альберт одним из первых начал под давлением крупной буржуазии проводить в Пьемонте некоторые реформы. Итальянские либералы мечтали, что «король-освободитель» Карл Альберт возглавит национально-освободительное движение и освободит страну от иностранного гнета. Но Карл Альберт меньше всего желал народного восстания. Он настолько боялся «республиканской заразы» из Франции, где революция уже вступала в свои права, что послал даже особый отряд в Савойю для образования вдоль французской границы «санитарного кордона».

Умеренные элементы итальянской буржуазии и либерального дворянства объединились в партии «Возрождение», куда перешло немало буржуазных патриотов и из рядов «Молодой Италии».

Но представители революционной мелкой буржуазии были захвачены в этот период идеей использования «либеральных» государей для возглавления национальной революции. Так, римский ремесленник Чичеруаккио, популярнейший из народных вождей, прямо призывал папу стать во главе освобождения Италии.

Энгельс дал блестящий анализ движущих сил национально-освободительного движения в Италии накануне революции 1848 года: «Сейчас в Италии… оно [движение. — А. Л.

] имеет две цели: внешнюю независимость и внутренние реформы. Пока не требуют конституции, а добиваются лишь административных реформ; пока что избегают серьезных конфликтов с правительством для того, чтобы сохранить наибольшее единство перед лицом иноземного засилия. Но каково свойство требуемых реформ и кому они должны пойти на пользу? Прежде всего буржуазии…

Движение в Италии является, таким образом, совершенно определенным буржуазным движением. Все сочувствующие реформам классы, начиная от князей и дворянства и кончая пифферари и лаццарони, выступают сейчас как буржуа… Но все эти классы испытают жесточайшее разочарование, как только удастся свергнуть австрийское иго. Как только буржуазия справится с внешним врагом, она произведет у себя дома отделение овец от козлищ. И тогда князьям и графам снова придется обращаться с воплями о помощи к Австрии, но уже будет поздно; рабочие же Милана, Флоренции и Неаполя увидят, что ихработа еще только начинается» [18].

Эти предсказания Энгельса блестяще оправдались в ходе итальянской революции 1848–1849 годов. Они дают также ключ к пониманию поведения и ошибок мелкобуржуазной демократии и ряда промахов, допущенных в этот период вернувшимся в Италию Гарибальди.