И именно поэтому я начал с безымянных лагерных могил.
Несчетное количество раз я приставал к самым различным людям, задавая им почти заведомо безответный вопрос: а что они сами думают о творящихся в России переменах? Слушал уклончивые вялые слова, политики такое вежливое посылание на хуй именуют сдержанным оптимизмом. Но все реформы, не унимался я, — они хоть что-то обещают же, не правда ли? В когдатошней России все судебные, земельные и прочие реформы вон ведь какой дали взлет, еле-еле низвели его к нулю большевики.
И на конкретный сей вопрос я получил ответ выдающийся, какой-то явно мудрый человек эту модель придумал, мне ее приятель уже только пересказывал.
— Смотри-ка, — сказал он, — приходит мужчина к женщине и садится пить чай. Это нормально? Безусловно.
А приходит мужчина к женщине, снимает штаны и занимается с ней любовью — это тоже нормально. Но если приходит мужчина к женщине, снимает штаны и садится пить чай — ведь это ненормально! Но это и есть российские реформы.
Карнавал свободы, что течет покуда, слава Богу, по России, порою чисто карнавальные затеи провоцирует, поскольку фраза классика марксизма, что человечество расстается со своим прошлым смеясь, — возможно, лучшая из мыслей этого философа. В Новосибирске замечательная есть газета «Молодая Сибирь» (я уже ее цитировал, сейчас она название сменила, кажется). И как-то я, там будучи, на первой же полосе увидел странный заголовок-сообщение: вчера недалеко от города был убит сын иностранного дипломата. Я кинулся, естественно, читать, и стало мне смешно и хорошо. Чуть опьянев от воздуха свободы, принялись эти ребята из газеты восстанавливать задним числом всяческую историческую справедливость. Для чего задумали постановку-хэппенинг: вчера, к примеру, при большом стечении народа (где-то на полянке за городом) Александр Пушкин застрелил Дантеса. Жалко, что я не был там, — оба актера были превосходны. Остальные темы постановок они мне рассказали в тот же мой приезд — не знаю только, были ли они осуществлены. А темы были замечательные и, конечно же, имели отношение к восстановлению всемирной справедливости: Белка и Стрелка запускают в космос академика Королева. Князь Олег укусывает змею. Немецкие танкисты поят Вячеслава Михайловича коктейлем Молотова. Памятник Ленину гадит на голубей.
Интересно, что такое смеховое, карнавальное (как счастлив был бы Бахтин!) расставание с прошлым свойственно даже тем, кто давным-давно уже покинул лагерь мира и социализма. У меня в Америке живет приятель — он давно уже уехал, программист, а не гуманитарий, и женат на коренной американке — все былое утекло или должно было утечь. Однако заведя себе собаку, он обучил ее какать на прогулке только после того, как он произнесет слово «Маркс». Собака к этому легко привыкла. Как-то раз, придя домой, он не застал жену и вышел в рощицу, где они гуляли с собакой. Он увидел жуткую картину. Его жена забыла ключевое слово, и собака не могла теперь покакать. На глазах у пса стояли слезы, он беспомощно смотрел на хозяйку, которая уже плакала вовсю. И повторяла, ключевое слово отыскать пытаясь:
— Че Гевара, Фидель Кастро, Робеспьер, Троцкий, Ленин, Ленин, Ленин!
Как ни странно, думая об огромной и могучей России, я упрямо вспоминаю двух лягушат из древней притчи — тех, что попали в молоко. Один, отчаявшись, пошел ко дну сразу, а второй бил лапами и сбил из гибельного молока сперва сметану, после масло и благополучно вылез из пучины. Только для этого, сказал мне один циник, у молока должна быть достаточная жирность.
Это нам покажет только время.
Я уже не раз писал и говорил, что чувствую себя в России — дома, и в любом городе спокойно гуляю где угодно и в любое время суток. Но лет пять назад была у меня странная гастроль: в двух городах в один приезд мне стало невообразимо — страшно? — тревожно? — тоскливо до невозможности остаться наподольше? — не найду никак единого определяющего слова. Только из обоих городов я спешно и растерянно уехал. Нет, я концерты отыграл, и все было прекрасно в этом смысле, только оставаться там еще на день я уже не мог. Сначала это все со мной случилось в городе Ухте, и здесь придется мне начать издалека.