Гарики на каждый день

Из нас любой, пока не умер он,себя слагает по частямиз интеллекта, секса, юмораи тношения к властям.Когда– нибудь, впоследствии, потом,но даже в буквари поместят строчку,что сделанное скопом и гуртомрасхлебывает каждый в одиночку.С рожденья тягостно раздвоен я,мечусь из крайности в конец,родная мать моя – гармония,а диссонанс – родной отец.Между слухов, сказок, мифов,просто лжи, легенд и мнениймы враждуем жарче скифовза несходство заблуждений.Кишат стареющие дети,у всех трагедия и драма,а я гляжу спектакли этии одинок, как хер Адама.Не могу эту жизнь продолжать,а порвать с ней мучительно сложно;тяжелее всего уезжатьнам оттуда, где жить невозможно.В сердцах кому-нибудь грубя,ужасно вероятнооднажды выйти из себяи не войти обратно.Каждый сам себе – глухие двери,сам себе преступник и судья,сам себе и Моцарт и Сальери,сам себе и жолудь и свинья.У нас пристрастие к словам –совсем не прихоть и не мания;слова необходимы намдля лжи взаимопонимания.То наслаждаясь, то скорбя,держась пути любого,будь сам собой, не то тебяпосадят за другого.По образу и духу своемуСоздатель нас лепил, творя истоки,а мы храним подобие Емуи, может, потому так одиноки.

Не прыгая с веком наравне,будь человеком;не то окажешься в говнесовместно с веком.Гляжу, не жалуясь, как осеньюповеял век на пряди белые,и вижу с прежним удовольствиемфортуны ягодицы спелые.Вольясь в земного времени потокстечением случайных совпадений,любой из нас настолько одинок,что счастлив от любых соединений.Не зря ли знаньем бесполезнымсвой дух дремотный мы тревожим?В тех, кто заглядывает в бездну,она заглядывает тоже.Есть много счастья в ясной верес ее тяжелым грузом легким,да жаль, что в чистой атмосференевмочь моим тяжелым легким.Непросто – думать о высоком,паря душой в мирах межзвездных,когда вокруг под самым бокомсопят, грызут и портят воздух.Мы делим время и наличность,мы делим водку, хлеб, ночлег,но чем отчетливее личность,тем одиноче человек.И мерзко, и гнусно, и подло,и страх, что заразишься свинством,а быдло сбивается в кодлои счастливо скотским единством.Никто из самых близких поневолев мои переживания не вхож,храню свои душевные мозолиот любящих участливых галош.Разлуки свистят у дверей,сижу за столом сиротливо,ребята шампанских кровейстановятся бочками пива.Возделывая духа огород,кряхтит гуманитарная элита,издерганная болью за народи сменами мигрени и колита.

С успехами наук несообразно,а ноет – и попробуй заглуши –моя неоперабельная язвана дне несушествующей души.Эта мысль – украденный цветок,просто рифма ей не повредит:человек совсем не одинок –кто– нибудь всегда за ним следит.С душою, раздвоенной, как копыто,обеим чужероден я отчизнам –еврей, где гоношат антисемиты,и русский, где грешат сионанизмом.Теснее круг. Все реже встречи.Летят утраты и разлуки;иных уж нет, а те далече,а кто ослаб, выходит в суки.Бог техники – иной, чем бог науки;искусства бог – иной, чем бог войны;и Бог любви слабеющие рукинад ними простирает с вышины.За столькое приходится платить,покуда протекает бытие,что следует судьбу благодаритьза случаи, где платишь за свое.В наших джунглях, свирепых и каменных,не боюсь я злодеев старинных,а боюсь я невинных и праведных,бескорыстных, святых и невинных.Уходят сыновья, задрав хвосты,и дочери томятся, дома сидя;мы садим семена, расти цветы,а после только ягодицы видим.Когда кругом кишит бездарность,кладя на жизнь свое клише,в изгойстве скрыта элитарность,весьма полезная душе.Мне жаль небосвод этот синий,жаль землю и жизни осколки;мне страшно, что сытые свиньи,страшней, чем голодные волки.Друзья всегда чуть привередливы.И осмеять имеют склонность.Друзья всегда чуть надоедливы.Как верность и определенность.

Господь посеял нас, как огород,но в зарослях растений, Им растимых,мы делимся на множество пород,частично вообще несовместимых.Живу я одиноко и сутуло,друзья поумирали или служат,а там, где мне гармония блеснула,другие просто жопу обнаружат.С моим отъездом шов протянется,кромсая прямо по странестрану, которая останется,и ту, которая во мне.Я вдруг утратил чувство локтяС толпой кишашего народа,И худо мне, как ложке дегтя,Должно быть худо в бочке меда.На дружеской негромкой сидя тризне,я думал, пепел стряхивая в блюдце,как часто неудачники по жизнив столетиях по смерти остаются.Где страсти, ярость и ужасы,где рать ополчилась на рать,блажен, в ком достаточно мужествана дудочке тихо играть.Смешно, как люто гонит насв толкучку гомона и пирабоязнь остаться лишний разв пустыне собственного мира.Разлад отцов с детьми – залогтех постоянных изменений,в которых что-то ищет Бог,играя сменой поколений.Свои черты, штрихи и бликив душе у каждого и всякого,но непостижимо разнолики,мы одиноки одинаково.Меняя цели и названия,меняя формы, стили, виды, –покуда теплится сознание,рабы возводят пирамиды.Смешно, когда мужик, цветущий густо,с родной державой соли съевший пуд,внезапно обнаруживает грустно,что, кажется, его давно ебут.

Блажен, кто в заботе о теле,всю жизнь положил ради хлеба,но небо светлее над теми,кто изредка смотрит на небо.Свечение души разнообразно,незримо, ощутимо и пронзительно;душевная отравленность – заразна,душевное здоровье – заразительно.Уехать. И жить в безопасном тепле.И помнить и мучиться ночью.Примерзла душа к этой стылой земле,вросла в эту гиблую почву.Во всем, что видит или слышит,предлог для грусти находя,зануда – нечто вроде крыши,текущей даже без дождя.Друзья мои! Навек вам нежно предан,я щедростью душевной вашей взыскан;надеюсь, я не буду вами предан,и этот долг не будет вами взыскан.На нас нисходит с высотыот вида птичьего полетато счастье сбывшейся мечты,то капля жидкого помета.Жил человек в эпохе некой,твердил с упрямостью свое,она убила человека,и стал он гордостью ее.Нету бедственней в жизни беды,чем разлука с любимой сумятицей:человек без привычной средыочень быстро становится Пятницей.Проста нашей психики сложность,ничуть не сложнее, чем прежде:надежда – важней, чем возможностькогда– нибудь сбыться надежде.Мы – умны, а вы – увы,что печально, еслижопа выше головы,если жопа в кресле.Звоните поздней ночью мне, друзья,не бойтесь помешать и разбудить;кошмарно близок час, когда нельзяи некуда нам будет позвонить.