Читаем Гарнизон в тайге полностью

Командование гарнизоном спешно готовило, новые кадры. Занятия часто навещал то заместитель командира полка по строевой части, то начальник штаба. Появляясь на плацу, старшие командиры проверяли быстроту построения, обращали особое внимание на четкость, шага, равнение по рядам и в затылок, заставляя отрабатывать повороты колонн. Особенно требователен был Гейнаров. Правилом его было: не помучишься — не научишься. Он приказывал свести подразделения в колонну.

— Слушай мою команду!

Колонна замирала, курсанты подавались вперед, чтобы сразу с полной ноги шагнуть, когда раздастся исполнительная команда начальника штаба.

— Отставить! Нет равнения в затылок и по рядам…

Десятки глаз косились на правофлангового, стоявшего с вытянутым лицом, смотревшего перед собой, и одновременно следили за Гейнаровым.

— Ша-агом…

Еще секунда промедления, и передний ряд курсантов потерял бы равновесие.

— Марш!

Левые ноги отрывались и делали самый трудный первый шаг. Дальше двигаться было легче: Гейнаров подавал счет, определяя ритм движения. Задние ряды дробили. Кто-то запинался в строю.

— На месте-е!

Выравнивался топот курсантских сапог.

— Прямо!

И, вслушиваясь, как курсанты чеканят шаг, Гейнаров на ходу осложнял команду. Ему нужна была тщательная выверка того, как четко и быстро исполняется строевая перегруппировка.

— Дистанция между подразделениями 30 шагов; первая рота — первой, за ней — вторая, третья, в колонны по во-осемь стройся!.!

В начальнике штаба пробуждался строевик-командир. Гейнаров невольно вспоминал свои первые годы службы в царской армии. Семь лет он добросовестно отслужил в строю и три года пробыл на фронте империалистической войны. Прежде чем стать штабистом, был хорошим строевиком, любил чеканный шаг солдата, достававшийся тяжелым трудом и потом.

Гейнарову не нравился шаг курсантов — будущих командиров, которые прежде всего должны были сами чувствовать «музыку строя». Начальник штаба объявлял перекур, собирал командиров и замечал:

— Достижения есть, но недостатков еще много! Учить надо ходить. Не умеют с места брать… Формы построения, быстрота, приобретенные строевые навыки остаются всегда главными элементами выучки бойца для мирного и военного времени. Поэтому я требую методизма во всем! Он нужен нам не для парадов, он существенный фактор в бою. Учить — ум точить. Учите ходить курсантов, товарищи командиры.

— Что же плохо?

— Тяжелый шаг. Прислушайтесь, как они идут. Топчутся, а надо, чтобы мягко скользили. Они ходят ногами в строю, а надо ходить всем туловищем.

Это напоминало парадокс, но Гейнаров не оригинальничал, а говорил только то, что считал истиной, проверенной многолетней практикой, подтвержденной опытом. И опять-таки в этом сказывалась старая военная школа. Сначала рядовой, он сам испытал, что такое солдатская муштра. Потом закончил учебную команду, был аттестован младшим унтер-офицером и оставлен для обучения будущих солдат. К двум лычкам на погонах добавили третью — стал старшим унтер-офицером.

И кто знает, как сложилась бы дальше его офицерская судьба, но в учебную команду от воинского начальника Верхне-Уральска пришла бумага о политической неблагонадежности Гейнарова. Его перебросили в штаб команды, в нестроевые старшего разряда. Писарь! С этого и началась штабная карьера.

В отличие от других командиров, служивших в царской армии и не любивших вспоминать об этом, Гейнаров, наоборот, в удобных случаях подчеркивал свою принадлежность к старой службе, гордился, что прошел в ней свою первую боевую выучку. Он не зачеркивал всего того, что накопила русская армия за ее многовековое существование, а считал, что должна остаться преемственность военных традиций, и говорил об этом прямо и безбоязненно.

— Выправляйте положение корпуса, заставляйте бойца смотреть не под ноги, а вперед, тогда он запинаться не будет.

— Целая школа! — осторожно замечал командир взвода Милашев.

Гейнаров вскидывал голову, весь подтягивался.

— Эта школа выработана русской армией столетиями. Нас учили ходить не так: солдат муштрой брали, а офицеров вдобавок и мазуркой. Ничего смешного! Мазурка — полезна для военного человека. А сейчас у курсантов надо добиваться сознательной выучки и физподготовки. Физо-о!

Старые командиры, несколько лет служившие вместе с Гейнаровым, привыкли к его странностям и подобным оценкам строевой подготовки. Для Милашева это было новым и непонятным. Он высказал вслух недоумение, его поддержали и другие командиры взводов — недавние выпускники учебного батальона, бывшие одногодичники.

— Поживете с мое и не то узнаете. И в жизни так: человек сразу видит не то, что узнает потом. Это законно — видеть одно, раскрывать другое. Диалектическое противоречие…

Гейнаров осмотрел командиров, бойцов и курсантов, закончивших перекур, вышел вперед, откашлялся.

— Станови-ись!

Строевые занятия продолжались.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Из полученной телеграммы стало известно, что в гарнизон приезжают московские артисты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза