Читаем Гарнизон в тайге полностью

Кузьмин рассмеялся. Командир выбежал из казармы. За ним вышел политрук.

— Мне, беспартийному специалисту, трудно с вами, — сказал начальник связи, когда они были на крыльце.

— Сходите к Шаеву… Объяснитесь. Это необходимо вам, как фляжка воды в походе, — сходя с крыльца, бросил политрук. Не оглядываясь, он направился в сторону просеки. Вскоре повстречал Аксанова. Командир взвода рассматривал золотистые березы, одиноко стоящую рябину с красными кистями спелой ягоды.

— Краски просятся на полотно, — сказал Аксанов подошедшему Кузьмину, — давно не рисовал, — но заметив возбужденное лицо политрука смолк.

Кузьмин, все еще раздосадованный неприятным разговором с Овсюговым, спросил:

— Доведены ли задания до бригад?

— Перевыполнит задание бригада Сигакова. Сегодня закончат рыть ямы. Через пятидневку можно переносить центральную станцию в новое помещение.

— Что? — переспросил Кузьмин.

Мимо проскрипели передки, фыркнули лошади.

— Которая? — крикнул Аксанов.

— Шестая лежка, — ответил Мыларчик.

— По-ударному работают. Еще три — и дневное задание будет выполнено, — Аксанов посмотрел на солнце. — Только обед… Молодец Сигаков.

Политрук вспомнил, что хотел сказать.

— Вечером соберите бригаду. Надо рассказать об опыте Сигакова. Я буду сам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Аксанов зашел в редакцию. Светаев вычитывал полосы «Краснознаменца».

— Я за тобой.

Ожидая товарища, Аксанов взял лежащие на столе центральные газеты, полученные с последней почтой. Прочитал фельетон братьев Тур в «Известиях», пробежал быстрым взглядом по столбцам.

— Для нас центральные газеты теряют свое значение. В руках самый свежий для нас номер, а события в нем описываются месячной давности. Все знакомо по радиосводкам…

— Верно, а газету все-таки ждешь с нетерпением. Развернешь ее — и словно окно в мир раскрыл: перед тобой вся жизнь. Гляди на нее, учись сам и учи других, — не отрываясь от чтения, проговорил Светаев. — Что на стройке делается?

— Фельетонные дела творятся…

Аксанов отложил газеты в сторону. С досадой в голосе заговорил:

— Вчера на волейбольной площадке я услышал от Шехмана: «игры не будет, каждый за себя играет». Хорошо сказал, где тут быть хорошей игре, если отброшены общие интересы. И у нас на стройке так: начальник связи одно, политрук другое. Политрук решил на лежках строить. Вырыли канавы до твердого грунта. Клади лежки, строй. Приходит начальник. Осмотрел. Не годится, говорит, на столбах строить надо. Вчера прихожу на стройку, а у политрука лицо, как у репинского Ивана Грозного. «Вы за стройку отвечаете? Что здесь творится?» Я тоже не вытерпел, выпалил: «Вы отдали распоряжение зажечь костер, а начальник приказал раскидать его. Вы решили на лежках строить, а Овсюгову захотелось на столбах. Кого слушать?»

— Да, действительно фельетонные дела, — сказал Светаев и передал вычитанную полосу печатнику.

Они вышли из редакции. По «Проспекту командиров» шагали красноармейцы и командиры. Над тайгой нависли тучи.

— Спешить надо с земляными работами, а то погода испортится.

Минуту они молчали.

— А что если фельетон написать?

— Не взирая на лица, — поддержал Светаев, — на пользу службе будет…

Они поравнялись с группой командиров, заговорили о новом пополнении, прибывающем в гарнизон.

* * *

Аксанов сидел у раскрытого окна ленинской комнаты и не мог понять, что же происходит на партийном собрании. Он безразлично смотрел на запад. В небе догорал яркий закат. Облака, вытянувшись по горизонту, оранжевыми, розовыми и лимонными ступенями поднимались ввысь, где уже зажглись первые звезды. Над тайгой прогуливался свежий ветер, и она шумела то чуть сильнее, то слабее, будто шум ее перекатывался морской волной.

Разговор начался с его коротенького сообщения о делах на стройке, перешел на взаимоотношения, сложившиеся между начальником связи и политруком и, казалось, захлестнул собой все, о чем говорилось до этого.

Собрание шло хорошо, ясными были его дальнейшие выводы. Несколько выступающих коммунистов-красноармейцев и командир отделения Сигаков говорили о том, что бригады, работающие на заготовке и вывозке леса, могут значительно перевыполнять нормы, если ликвидируют простои на выгрузке бревен у лесопилки, будут своевременно подготовлять новые участки для вырубки и подъездные пути к ним.

Говорили о других хозяйственных неполадках, о недостающем инструменте, о плохой его подготовке, о нехватке пиломатериалов на строящихся объектах. Все это помогало лучше организовать стройку, поднять дисциплину труда. Аксанов чувствовал в выступлениях коммунистов хозяйскую озабоченность.

Но вот выступил политрук, и весь разговор пошел по иному руслу. И Аксанов недоумевал, неужели он дал к этому повод своим до конца не продуманным заявлением, сказав, что нет согласованности в распоряжениях начальника связи и политрука и это мешает ему руководить работами на стройке. Кузьмин говорил о серьезных ошибках Овсюгова и обвинял в том, что тот подрывает его авторитет перед красноармейцами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза