Гарри Оберон

— Да профессор, там на корешке стоит особая руна расширения, — Гермиона уже спешит к книжным полкам и увлекается их исследованием. Я ставлю на письменный стол диадему Равенкло, и тоже иду смотреть на книги. На этот раз я внимательней рассматриваю их, но ничего не нахожу по прежнему. Обхожу Гермиону, уже засмотревшуюся на книгу темных заклинаний, и иду дальше.

Нет, ничего нет! Надо лезть выше, на антресоли. Под потолком, вряд ли прячется гримуар, но есть возможность опять заглянуть под юбку Гермионы.

— Мисс Грейнджер, тут я уже осмотрел, и нет того что я ищу. Давайте заглянем на верхнюю полку? — нетерпеливо предлагаю ей, убрав из рук раскрытую книгу, которой она зачиталась.

— А? Что? — возвращается в мир реальности Гермиона.

— Я вас сейчас подниму, а вы осмотрите вот эту полку! — говорю я и опять поднимаю за бедра, как и в прошлый раз. Она забыв, что уже потеряла трусики, начинает смотреть, но потом чувствует, что моя рука уже на её ягодицах, застывает сжавшись.

— Не беспокойтесь, я несмотрю! — холодно лгу я, во все глаза, таращась на очаровательный вид снизу: — Продолжайте осмотр! Ищите гримуар! Он нужен для заклинания, которое уничтожает кресстражи.

Гермиона с трудом сосредотачивается и продолжает осмотр полки.

— Профессор, передвиньтесь дальше, — внезапно охрипшим голосом говорит Гермиона: — Здесь ничего нет.

— Извините, у меня устают руки. Я подсажу вас на голову, — говорю я и с удовольствием сажаю девушку себе на прическу, продолжая держать за бедра. Она смущенно ерзает голой попой по знаменитым черным волосам Снейпа, которые не дают покоя многим ученикам. Но продолжает мужественно осматривать.

— Все я осмотрела, — тихо и подавленно говорит она, ожидая, что будет дальше. Я ловко подхватываю её под ягодицы и живот, и спускаю на пол. Мое лицо по-прежнему излучает антарктический холод, как будто переносил стул.

— Извините еще раз за неловкий момент, — говорю равнодушно, как только могу. Ибо «чем меньше женщину мы любим, тем больше любит она нас!».

— Странное дело, я уже целовал вас, признавался в любви, держал вас за обнаженную плоть, но все никак не решусь назвать по имени. Хотя по правилам хорошего тона уже давно пора оставить титулование, — рассуждаю вслух с равнодушным лицом.

— Мне даже страшно подумать, чтобы назвать вас по имени, — поежилась Гермиона.

— Неужели нужно нечто большее, для простых теплых отношений? — продолжаю я размышления вслух, как экспериментатор в лаборатории: — Может повторить поцелуй в иной конфигурации?

Гермиона непонимающе смотрит на меня. Я властным движением укладываю её на стол Дамблдора, и впиваюсь в губы, даря долгий поцелуй.

— Се-е-еверу-у-ус!!! Что ты себе позволяешь? — яростно пищит Гермиона. Еще бы. Ведь поцелуй был не в те губы, что поперек тела, а те что идут вдоль.

— Извини Гермиона, это было сильней меня! Я не смог удержаться, — оправдываюсь я, поправляя на ней платье. Отдышавшись, холодно добавляю:

— Должен признаться, что это сработало! Теперь я могу тебя назвать по имени. Гермиона, ты лучшее, что есть в Хогвартсе! Прости мою несдержанность. В моей жизни почти не было радостей.

— Северус, больше так не делай! Это неприемлемо! — говорит дрожащим голосом Гермиона, встав со стола. Потом начинает поправлять прическу и вдруг истерически смеется.

— Самым ужасным мне показалось не место поцелуя, а нахождение меня в это время на письменном столе директора! Северус! Ты просто сумасшедший!

Я обхватываю её руками и говорю, сохраняя серьезный тон «а-ля-Снейп»:

— Рядом с тобой, любой может сойти с ума безболезненно! Ведь ты образец здравомыслия! Это как закон сохранения здравого смысла в природе. Если где-то его много, то где-то его станет меньше.

— Тогда куда делось наше суммарное здравомыслие, которое должно быть неизменным? — спрашивает Гермиона, тыкаясь в мою грудь лбом: — Кто-то иной его похитил? Я тоже чувствую, что теряю остатки здравого смысла. И, наконец, поцелуй ты уже меня нормально! Как я этого ожидала!

Я целую её в губы, а она виснет у меня на шее. Я придерживаю её за обнажившиеся ягодицы, а она начинает дрожать от возбуждения. С одной стороны, Гермиона моя законная жена, и я имею на нее все права, с другой стороны, неприятно, что она целует Снейпа, которого я сделал героем. Но все же это я? Или не я? А она это она или не она? Что за трудные проблемы ставит перед собой метаморф? Разве я мучился, когда превращался в актера Голливуда, чтобы понравится жене? Нет, дело лишь в моей неприязни к Снейпу. Мне не хочется, чтобы она была со Снейпом.

— А хорошо ли это? — говорю фразу бессмертного Пуговкина, отдышавшись: — Я высосал из тебя немного здравого смысла! И меня мучает совесть. Следовательно, по логике ты должна полностью его утратить.

— Так и есть! — страстно шепчет Гермиона.

— Тогда лучше переместиться в мою комнату, где никто кроме меня не станет свидетелем этого факта компрометирующего старосту гриффиндора, — быстро говорю я и увожу её из директорского кабинета, предварительно спрятав под распределяющей шляпой диадему.