Гарри Поттер и Дары Смерти

На этом глава заканчивалась. Гарри поднял глаза на Гермиону, завершившую чтение чуть раньше него. Она потянула книгу на себя, опасливо покосившись на Гарри, и закрыла её не глядя, словно там таилось что-то непристойное.

— Гарри…

Но Гарри покачал головой. У него внутри будто что-то оборвалось — так же, как было в тот день, когда ушёл Рон. Он верил Дамблдору, считал его воплощением мудрости и доброты, а теперь эта вера пошла прахом. Сколько потерь ему ещё придётся перенести? Рон, Дамблдор, палочка с пером феникса…

— Гарри… — Гермиона, казалось, прочла его мысли. — Послушай, Гарри. Это — это было очень неприятно…

— О да, я заметил!

— … но не забывай, Гарри, это же написала Рита Скитер.

— Ты видела то письмо Гриндевальду, ведь так?..

— Д-да. — Гермиона запнулась, и, обхватив холодными ладонями чашку чая, печально продолжила: — Да, это самое плохое. Я знаю, Батильда думала, что это просто разговоры, но «Во имя блага» стало лозунгом Гриндельвальда, оправданием всех жестокостей, которые он творил. И… если смотреть на письмо… кажется, что именно Дамблдор подал ему эту идею. Говорят, «Во имя блага» высечено даже над воротами Нурменгарда.

— Что такое Нурменгард?

— Тюрьма, которую Гриндельвальд построил для своих врагов. В конце концов, он и сам туда попал, когда Дамблдор победил его… И всё-таки это так ужасно — думать, что Дамблдор помог Гриндельвальду обрести власть. Но, с другой стороны, даже Рита признаёт, что они общались всего пару летних месяцев, когда оба были очень молоды, и…

— Я знал, что ты это скажешь, — перебил Гарри. Он не хотел срывать свою злость на Гермионе, но было очень сложно сохранять спокойствие. — Я так и знал, что ты упомянешь это «но они же были молоды». Им было столько же лет, сколько нам сейчас. И вот мы рискуем жизнью, чтобы одолеть Тёмную магию, а он возился со своим новым дружком, обдумывая планы, как бы поработить магглов!

Сдерживать гнев стало почти невозможно. Гарри вскочил и начал ходить туда-сюда, пытаясь успокоиться.

— Я не пытаюсь оправдать ни Дамблдора, ни то, что он писал, — начала Гермиона. — Вся эта чепуха с «благом» напоминает нынешнее «Магия — сила». Но, Гарри, его мать тогда только-только погибла, он был заперт дома один…

— Один? Он не был один! У него были брат и любимая сестрица-сквиб, которую он держал взаперти…

— Я не верю в это, — возразила Гермиона. Она тоже поднялась на ноги. — Что бы ни было с этой девушкой, я не верю, что она была сквибом. Дамблдор, каким мы знали его, никогда не позволил бы…

— Дамблдор, которого мы думали, что мы знаем, не хотел подчинять себе магглов силой! — Гарри теперь кричал, его голос эхом разносился по пустой вершине холма, и несколько дроздов с испуганным свистом взлетели в жемчужно-светлое небо.

— Он изменился, Гарри, изменился! Всё очень просто! Может быть, он и правда верил во всё это, когда ему было семнадцать, но всю остальную жизнь он посвятил борьбе с Тёмной магией! Дамблдор был тем, кто наконец остановил Гриндельвальда, и тем, кто всегда выступал за права магглов и магглорожденных, он боролся с Сам-Знаешь-Кем с самого начала и погиб, пытаясь одолеть его!

Книга Риты лежала на земле между ними, и с её обложки Дамблдор печально улыбался им обоим.

— Гарри, прости, но мне кажется, ты больше злишься из-за того, что Дамблдор тебе никогда не рассказывал ничего подобного.

— Может, и так! — огрызнулся Гарри и обхватил голову руками, пытаясь не то сдержать гнев, не то спастись от тяжести собственного разочарования. — Посмотри, чего он требовал от меня, Гермиона! «Рискни-ка жизнью, Гарри. И ещё раз! И ещё! И не надейся, что я тебе что-нибудь объясню или расскажу — доверься мне слепо, поверь, что я знаю, что делаю, поверь мне, хотя я тебе не верю!» Никогда мне не говорили всей правды, никогда!

Его полный отчаяния голос сорвался. Гарри и Гермиона смотрели друг на друга в молчании, стоя посреди заснеженного простора, и Гарри чувствовал, что они похожи на двух мелких букашек под огромным равнодушным небом.

— Но он любил тебя, — прошептала Гермиона. — Я знаю, он любил тебя!

Гарри опустил руки.

— Я не знаю, кого он любил, Гермиона, но уж точно не меня. Это совсем не похоже на любовь — бросить меня в такой заварухе. Да он даже Гриндельвальду рассказывал больше, чем мне за все эти годы…

Гарри поднял палочку Гермионы, валяющуюся в снегу, и снова уселся возле входа в палатку.

— Спасибо за чай. Я ещё подежурю, а ты иди в тепло.

Гермиона постояла в нерешительности, но поняла, что разговор окончен. Она подобрала книгу и направилась к палатке. Проходя мимо Гарри, Гермиона опустила руку и легонько взъерошила волосы у него на макушке. Гарри закрыл глаза, ощутив её прикосновение, и, какой бы ненавистной не была ему эта мысль, в этот миг он страстно желал одного: чтобы Гермиона оказалась права, и Дамблдор действительно любил его.[27]

Глава девятнадцатая — Серебристая лань

-