Гарри Поттер и Философский Камень

— Да, — сказала профессор МакГонагалл. — Полагаю, вы не собираетесь рассказать мне, почему вы здесь?

— Я пришёл, чтобы отдать Гарри его тёте и дяде. Они — единственные родственники, которые у него остались.

— Вы ведь не… вы не можете говорить о людях, которые живут здесь! — закричала профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и указывая на дом номер четыре. — Дамблдор… вы не можете. Я наблюдала за ними весь день. Во всём мире нет двух других людей, которые были бы так на нас не похожи. А их сын… я видела, как он пинал свою мать, пока они шли по улице, крича и требуя конфет. Чтобы Гарри Поттер жил с ними!

— Для него это лучшее место, — отрезал Дамблдор. — Его тётя и дядя смогут всё ему объяснить, когда он подрастёт. Я написал им письмо.

— Письмо? — слабо повторила профессор МакГонагалл, усаживаясь обратно на ограду. — Дамблдор, вы в самом деле считаете, что сможете объяснить им всё в письме? Эти люди никогда его не поймут! Он станет знаменитостью… легендой… я не удивлюсь, если сегодняшний день в будущем станет известен как день Гарри Поттера… про Гарри напишут книги… каждый ребёнок в нашем мире будет знать его имя!

— Вот именно, — сказал Дамблдор, со всей серьёзностью смотря поверх своих очков-полумесяцев. — Этого достаточно, чтобы вскружить голову любому мальчику. Стать знаменитым, прежде чем научиться ходить и говорить! Знаменитым благодаря тому, чего он, возможно, никогда не вспомнит! Разве Вам не понятно, насколько лучше для него будет расти вдали от всего этого до тех пор, пока он не будет к этому готов?

Профессор МакГонагалл открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала, сглотнула, и лишь затем сказала:

— Да… да, разумеется, Вы правы. Но как мальчик окажется здесь, Дамблдор?

Неожиданно она оглядела его плащ, будто думала, что он прятал Гарри под ним.

— Хагрид принесёт его.

— Вы думаете это… разумно… доверять Хагриду что-то настолько важное?

— Я бы доверил Хагриду свою жизнь, — сказал Дамблдор.

— Не хочу сказать, что у него не добрая душа, — неохотно сказала профессор МакГонагалл, — но вы не можете закрывать глаза на его беспечное поведение. Он склонен… Что это было?

Низкий грохочущий звук нарушил тишину вокруг них. Он становился всё громче и громче, и они оглядели улицу в поисках его источника. Звук превратился в рёв, они оба посмотрели наверх… и огромный мотоцикл свалился с неба и приземлился на дороге перед ними.

Если мотоцикл и был огромным, то он никак не шёл в сравнение с человеком, который сидел на нём. Он был почти в два раза выше обычного человека и, по крайней мере, в пять раз шире. Он выглядел огромнее дозволенного и весьма диким: длинные космы чёрных волос и бороды почти полностью скрывали его лицо, ладони были размером с крышки от мусорного бака, а ступни в кожаных сапогах размером напоминали детёнышей дельфинов. В своих огромных мускулистых руках он держал свёрток из одеяла.

— Хагрид, — сказал Дамблдор с облегчением. — Наконец-то. И где же ты взял этот мотоцикл?

— Позаимствовал, профессор Дамблдор, сэр, — ответил гигант, аккуратно слезая с мотоцикла. — Юный Сириус Блэк одолжил мне его. Он у меня, сэр.

— Проблем не возникло?

— Нет, сэр… дом почти разрушен, но я забрал его, прежде чем вокруг начали толпиться магглы. Он уснул, когда мы пролетали над Бристолем.

Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свёртком. Внутри было едва видно мальчика-младенца, который крепко спал. Под чубчиком совершенно чёрных волос на его лбу виднелся порез любопытной формы: словно вспышка молнии.

— Это то место, куда?.. — прошептала профессор МакГонагалл.

— Да, — сказал Дамблдор. — Этот шрам останется у него навсегда.

— Разве вы не можете с ним ничего сделать, Дамблдор?

— Даже если бы мог, то не стал бы. Шрамы могут быть полезными. У меня самого есть один над левой коленкой в виде превосходной карты лондонского метро. Что ж… дай-ка его, Хагрид… пора заканчивать.

Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дёрсли.

— Можно мне… попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид. Он склонил свою огромную лохматую голову над Гарри и наградил его, наверное, весьма колючим поцелуем. Затем неожиданно Хагрид взвыл, словно раненая собака.

— Тихо, — зашипела на него профессор МакГонагалл, — ты разбудишь магглов!

— П-п-простите, — рыдал Хагрид, доставая большой платок в горошек и зарываясь в него лицом. — Но я не могу этого вынести… Лили и Джеймс мертвы… а бедному маленькому Гарри придётся жить с магглами…

— Да, да, это всё очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала профессор МакГонагалл, осторожно хлопая Хагрида по руке, пока Дамблдор переступал через низкую садовую ограду и подходил к входной двери. Он осторожно опустил Гарри на крыльцо, достал письмо из кармана плаща, положил его в одеяльце Гарри, а затем вернулся к остальным. Целую минуту они стояли втроём и смотрели на маленький свёрток. Плечи Хагрида тряслись, профессор МакГонагалл быстро моргала, а мерцающий огонёк, который обычно сиял в глазах Дамблдора, похоже, погас.