Гарри Поттер и Философский камень (редакция giftman)

Гарри старался почаще уходить из дома, бродил по окрестностям и думал о новом учебном годе. Там, казалось ему, брезжил слабый лучик надежды. В сентябре ему предстояло идти в среднюю школу – впервые в жизни без Дадли. Того зачислили в частную школу «Смылтингс», где некогда учился и дядя Вернон. Туда же записали и Пирса Полкисса. Гарри же определили в «Бетонные стены», районную общеобразовательную школу. Дадли это страшно веселило.

– В «Бетонных стенах» в первый день всех макают головой в унитаз, – сообщил он Гарри. – Хочешь пойдем наверх, потренируемся?

– Нет, спасибо, – ответил Гарри. – Чего-чего, а твоей башки нашему бедному унитазу не переварить: его стошнит! – И убежал, пока до Дадли не дошёл смысл сказанного.

Однажды в июле тётя Петуния с Дадли отправились в Лондон покупать форму для «Смылтингса», а Гарри остался с миссис Фигг, которая оказалась не так ужасна, как раньше. Выяснилось, что ногу она сломала, споткнувшись об одну из своих питомиц, и это несколько охладило её любовь к кошкам. Миссис Фигг разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила ломтиком шоколадного торта – судя по вкусу, тот пролежал у неё не год и не два.

Тем же вечером в гостиной Дадли демонстрировал новую, с иголочки, форму. Мальчики в «Смылтингсе» носили бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы под названием «канотье». Кроме того, каждому полагалась шишковатая палка, чтобы лупить друг друга, пока не видят учителя. Это умение считалось крайне полезным для взрослой жизни.

Глядя на сына в новых бриджах, дядя Вернон охрипшим голосом произнес, что гордится им сейчас как никогда. Тетя Петуния разрыдалась и сквозь слезы пролепетала:

– Просто не верится, что это – наш крошечка Дадли… Такой взрослый, такой красивый…

А Гарри ничего сказать не решился. Он с таким трудом сдерживал хохот, что у него, похоже, треснула пара рёбер.

Наутро, когда Гарри вышел к завтраку, в кухне стояла отвратительная вонь. Шла она из большого цинкового корыта, водружённого на раковину. Гарри заглянул внутрь. В серой воде плавали какие-то грязные половики.

– Что это? – спросил он тётю Петунию. Та поджала губы – как, впрочем, всегда, на любые его вопросы.

– Твоя новая школьная форма, – ответила она.

Гарри ещё раз посмотрел в корыто.

– Ой, – сказал он. – Я не знал, что она должна быть мокрая.

– Не идиотничай, – разозлилась тётя Петуния. – Я перекрашиваю для тебя старые вещи Дадли в серый цвет. Будет не хуже, чем у других.

Гарри сильно в этом сомневался, но почёл за благо не спорить, сел за стол и постарался не думать о своём первом дне в «Бетонных стенах» – все, пожалуй, решат, будто он напялил старую слоновью шкуру.

Вошли Дадли с дядей Верноном и от неприятного запаха брезгливо сморщили носы. Дядя Вернон, по обыкновению, развернул газету, а Дадли грохнул на стол смылтингсовую палку, которую теперь повсюду таскал с собой.

От входной двери донёсся шум: это почтальон сунул почту в прорезь, и на коврик упали конверты.

– Принеси почту, Дадли, – велел дядя Вернон из-за газеты.

– Пусть Гарри принесёт.

– Принеси почту, Гарри.

– Пусть Дадли принесёт.

– Ткни его палкой, Дадли.

От палки Гарри увернулся и пошёл за почтой. На коврике лежали три послания: открытка от Маржди, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, бурый конверт, очевидно, со счетами, и – письмо для Гарри.

Он взял письмо и уставился на него; сердце, как большая струна, дрожало в груди. Никто никогда за всю жизнь не писал ему никаких писем. Да и кому бы? У него ни друзей, ни родственников. Даже в библиотеку не записан, и на грубые требования вернуть просроченные книги рассчитывать не приходится. И всё же, вот оно, письмо с адресом. Ошибки быть не может:

Суррей

Литтл Уингинг,

Бирючинная улица, дом № 4,

Чулан под лестницей,

Мистеру Г. Поттеру

Конверт толстый, тяжёлый, из желтоватого пергамента, адрес написан изумрудно-зелеными чернилами. Марки нет.

Перевернув конверт трясущимися руками, Гарри увидел на обратной стороне лиловую сургучную печать с гербом: лев, орел, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».

– Чего застрял? – раздался голос дяди Вернона. – Проверяешь, нет ли бомб? – И он засмеялся собственной шутке.

Гарри вернулся на кухню, не сводя глаз с письма. Протянул дяде Вернону открытку и счета, а сам сел и начал медленно распечатывать жёлтый конверт.

Дядя Вернон рывком вскрыл счета, раздражённо фыркнул и переключился на открытку.

– Марджи заболела, – сообщил он тёте Петунии, - съела какую-то морскую тварь.

– Пап! – закричал вдруг Дадли. – Пап, смотри, что это у Гарри?

Гарри почти уже развернул послание, тоже написанное на плотном пергаменте, но дядя Вернон грубо выдернул письмо у него из рук.

– Это моё! – закричал Гарри, пытаясь вернуть письмо.

– Кто станет тебе писать? – осклабился дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть. Но, едва он глянул на текст, цвет его лица сменился с красного на зелёный быстрее, чем на светофоре. Впрочем, и зелёным дело не кончилось. Ещё секунда – и лицо дяди Вернона посерело, как засохшая овсяная каша. – П-п-петуния! – воскликнул он сиплым шёпотом.