На мгновенье Гарри представил своих маму и папу в Азкабане, окружённых дементорами, высасывающими их жизни, вытягивающими счастливые воспоминания об их любви к нему. Только на мгновенье, прежде чем воображение выбило предохранитель и вызвало экстренное выключение системы, попросив больше никогда не воображать такое.
Правильно ли так поступать с кем-либо, пусть даже со вторым злейшим человеком в мире?
И если система правосудия в мире волшебников не была столь же совершенна, как их тюрьмы (принимая во внимание всё, что было известно Гарри, это казалось довольно маловероятным) — где-то в Азкабане находился совершенно невиновный человек и, возможно, не один.
В горле у Гарри засаднило, в глазах появилась влага, он захотел телепортировать всех узников Азкабана куда-нибудь в безопасное место и вызвать с неба огонь, чтобы стереть это ужасное место с лица земли. Но он не мог, потому что не был богом.
И Гарри вспомнил слова, сказанные Квирреллом под звёздным небом:
Сейчас этот испорченный мир казался особенно ненавистным.
Но Гарри так и не мог до конца понять слова профессора, словно то был голос пришельца или Искусcтвенного Интеллекта, кого-то, кто был устроен настолько по-другому, что мозг Гарри невозможно было заставить работать в таком режиме.
Нельзя покидать родную планету, пока на ней есть такое место, как Азкабан.
Нужно остаться и принять бой.
Глава 28. Редукционизм
— Ладно, — сглотнул Гарри. — Всё, Гермиона, достаточно, можно прекращать.
Белые сахарные таблетки перед ней так и не изменили ни цвета, ни формы, хоть она и сосредоточилась как никогда раньше: глаза крепко зажмурены, по лбу струится пот, рука с палочкой дрожит…
— Гермиона,
Гермиона медленно ослабила хватку на палочке.
— Мне показалось, — еле слышно прошептала она. — Мне на секунду показалось, что трансфигурация начала получаться.
У Гарри застрял комок в горле.
— Скорее всего, это игра воображения. Ты слишком сильно надеялась.
— Наверное, — сказала Гермиона. Было ощущение, что она сейчас расплачется.
Гарри медленно взял механический карандаш, потянулся к листку бумаги со списком, почти все пункты которого были вычеркнуты, и провёл линию поверх ещё одного: «ЛЕКАРСТВО ОТ БОЛЕЗНИ АЛЬЦГЕЙМЕРА».
Трансфигурированную таблетку, конечно, принимать нельзя. Но трансфигурация, во всяком случае та, которой они занимаются, не позволяет превращать предметы в волшебные — из простой метлы сделать летающую невозможно. Поэтому, если бы у Гермионы получилась таблетка, то
Волшебникам такая идея в голову бы не пришла. Какие-то там
Ранее, в тайне ото всех — он даже Гермионе не сказал — Гарри попытался трансфигурировать наномашины в духе Эрика Дрекслера. (Конечно, он пытался создать только настольный нанозавод, а не маленьких самовоспроизводящихся сборщиков. Гарри не был сумасшедшим.) В случае успеха до божественности оставался бы один шаг.
— На сегодня ведь всё? — спросила Гермиона. Она откинулась на спинку кресла и запрокинула голову. На её лице читалась усталость, что было довольно необычно — Гермиона любила притворяться неутомимой, по крайней мере в присутствии Гарри.
— Ещё один опыт, — осторожно ответил Гарри, — но простой, к тому же он в самом деле может сработать. Я оставил его напоследок, в надежде закончить на оптимистической ноте. Эта штука реальна, не то что фазеры. Её уже воспроизводили в лаборатории, в отличие от лекарства от болезни Альцгеймера. И это просто материал, а не что-то конкретное, вроде потерянных книг, копии которых ты пыталась трансфигурировать. Я нарисовал для тебя схему молекулярной структуры. Наша цель — сделать её длиннее, чем удавалось другим, и чтобы трубки были сонаправлены, а концы — закреплены в алмазах.
Гарри протянул Гермионе лист бумаги.
Она села прямо, взяла лист и, нахмурившись, принялась за изучение.