Гарри Поттер и методы рационального мышления

— Если я откажусь, у меня никого не останется. Никого, — голос Дамблдора дрогнул, мир покосился, и голова уткнулась в древние ладони. Ужасные звуки раздались из горла не-Гарри. Он зарыдал, как ребёнок.

— Так я скажу посланцу Волди «нет»? — теперь голос Аластора прозвучал странно мягко. — Тебе не обязательно делать это самому, старина.

— Нет... Я скажу сам... Я должен...

* * *

Воспоминания резко оборвались, и Гарри выдернул голову из светящейся воды, задыхаясь, словно ему не хватало воздуха.

Переход между двумя реальностями, между событиями десятилетней давности и настоящим, стал ещё одной встряской для разума Гарри, в некотором роде это погружение в прошлое лишило его опоры. Но Гарри понял: рыдающий в своём кабинете старик был другим, более мягким, он был человеком из иной эпохи...

Затем всё рассеялось, словно дым. Вернулось «сейчас», сегодняшний день.

Перед ним стоял древний волшебник, грозный и ужасный, похожий на каменное изваяние. Борода будто соткана из проволоки, очки-полумесяцы как зеркала, и зрачки за ними — острые и твёрдые, как чёрные алмазы.

— Хочешь заодно увидеть и смерть моего брата от Круциатуса? — спросил Дамблдор. — Волдеморт прислал мне и эти воспоминания.

— И тогда... — у Гарри возникли проблемы с речью из-за нарастающей боли в груди. — Именно тогда... — казалось, слова жгли ему горло. Ужасное знание, чудовищное озарение нахлынуло на него. — Именно тогда вы сожгли Нарциссу Малфой живьём в её собственной спальне.

Альбус Дамблдор холодно смерил его взглядом:

— Только глупец ответит на этот вопрос «Да» или «Нет». Важно лишь то, что Пожиратели Смерти верят, что я убил её, и эта вера хранила семьи всех, кто служил Ордену Феникса... до сегодняшнего дня. Теперь понимаешь, что ты наделал? Что ты сделал со своими друзьями, Гарри Поттер, с любым, кто встанет рядом с тобой?

Старый волшебник, казалось, стал ещё выше и ещё ужаснее, его голос теперь гремел:

— Ты сделал их мишенями, и мишенями они останутся! Пока ты не докажешь единственным путём, каким это только можно доказать, что не желаешь больше платить по таким счетам!

— И это правда? — Гарри наполняло странное ощущение, будто он переставал чувствовать своё тело. — То, что говорил Драко, что Нарцисса Малфой ничем не запятнала своих рук, что она была просто женой Люциуса? Она потворствовала им, я понимаю, но я не согласен, что за это стоит сжигать заживо!

— Меньшие меры их бы не убедили, — в голосе старого волшебника не было ни сомнения, ни возражения. — Я всегда неохотно делал то, что должен был. Цену моего милосердия всегда платили другие. Аластор с самого начала говорил мне об этом, но я не слушал его. Надеюсь, тебе такие решения будут даваться легче, чем мне.

— Меня удивляет, — Гарри не ожидал, что его голос может оставаться почти спокойным, — что Пожиратели Смерти не взялись за другую семью Светлых и не начали новый виток эскалации возмездия, раз вы не достали их всех сразу своим первым ударом.

— Возможно, так бы и вышло, будь моим противником Люциус, — глаза Дамблдора были тверды, как камни. — Мне рассказали, что, услышав эту новость, Волдеморт рассмеялся и объявил Пожирателям Смерти, что я наконец-то вырос и стал достойным противником. Наверное, он был прав. Со дня, когда я приговорил своего брата к смерти, я начал сравнивать тех, кто следовал за мной, задаваться вопросами — кем я могу рискнуть, кем пожертвовать, и ради чего. Удивительно, насколько меньше фигур я потерял, поняв, сколько они стоят.

Челюсти Гарри сомкнулись так сильно, что лишь с большим трудом ему удалось заговорить вновь:

— Но с другой стороны, не похоже, что Люциус умышленно захватил Гермиону ради выкупа, — тихо сказал Гарри. — С точки зрения Люциуса, кто-то другой нарушил перемирие первым. Если помнить об этом, сколько же именно галлеонов всё-таки стоила Гермиона? Если забыть о принципе «Никаких переговоров с террористами», если бы это была какая-то простая угроза её жизни, сколько бы стоила её жизнь? Десять тысяч галлеонов? Пять тысяч?

Старый волшебник не ответил.

— Забавно, — голос Гарри дрожал, как отражение на воде. — Знаете, каким было моё худшее воспоминание в тот день, когда я оказался перед дементором? Смерть моих родителей. Я слышал их голоса и всё остальное.

Глаза старого волшебника за очками-полумесяцами расширились.