Гарри Поттер и Огненная Чаша

— Конечно, хотим! — в упор посмотрел на Огрида Гарри. — Ты же не думаешь, что слова этой коровы… извините, профессор, — поспешно прибавил он, поглядев на Думбльдора.

— Прости, Гарри, я отключился и совсем не слушал, что ты говоришь, — прикинулся дурачком Думбльдор, устремляя взгляд в потолок и вращая большими пальцами.

— А… понятно, — робко пробормотал Гарри. — Я только хотел сказать… Огрид, как ты мог подумать, что слова этой… женщины… имеют для нас хоть какое-то значение?

Из черных глаз-жуков выкатились две крупные слезы и медленно уползли в косматую бороду.

— Живое доказательство моих слов, — вставил Думбльдор, упорно не отрывающий взгляда от потолка. — Я же показал тебе бесчисленное множество писем от родителей, которые помнят тебя со времени собственного обучения в школе. Все они в весьма недвусмысленных выражениях заявляют, что, если я вздумаю тебя уволить, им будет что сказать по этому поводу…

— Не все, — хрипло пробасил Огрид, — не все так думают.

— Знаешь ли, Огрид, если тебе требуется признание вселенского масштаба, то, боюсь, тебе придется оставаться дома очень и очень долго, — сквозь стекла-полумесяцы Думбльдор сурово и пристально уставился на Огрида. — С того момента, как я стал директором этой школы, не проходит недели, чтобы я не получил по крайней мере одну сову с жалобами на то, насколько не правильно я ею управляю. Что же прикажешь делать? Забаррикадироваться в кабинете и ни с кем не разговаривать?

— Но вы… вы же не полугигант! — надтреснуто каркнул Огрид.

— Огрид, да ты посмотри на моих родственников! — не выдержав, завопил Гарри. — На Дурслеев посмотри!

— Верно подмечено, — кивнул профессор Думбльдор. — Или вот мой братец, Аберфорс. Его привлекли за применение неподобающих заклятий в отношении козы. Об этом было во всех газетах. Но разве Аберфорс стал прятаться? Нет, он ходил с гордо поднятой головой и продолжал заниматься своими делами! Правда, я не совсем уверен, что он умеет читать, так что, возможно, это была вовсе не храбрость…

— Возвращайся и учи нас дальше, — тихо попросила Гермиона, — пожалуйста, возвращайся, мы без тебя скучаем.

Огрид громко сглотнул. Слезы безудержно лились по его щекам и пропадали в бороде. Думбльдор поднялся.

— Я отказываюсь принимать твою отставку, Огрид, и рассчитываю в понедельник увидеть тебя на рабочем месте, — объявил он. — Жду тебя к завтраку в Большом зале в восемь тридцать. И никаких отговорок. Желаю всем доброго дня.

Думбльдор, остановившись на секундочку почесать Клыка за ухом, вышел. Едва за ним закрылась дверь, Огрид уткнулся в огромные, каждая размером с крышку мусорного бака, ладони и разразился рыданиями. Гермиона похлопывала его по руке до тех пор, пока он не поднял голову — глаза были очень красные — и не сказал:

— Хороший человек, Думбльдор… хороший человек…

— Эт-точно, — подтвердил Рон. — А можно мне пирожное, а, Огрид?

— Угощайся, — кивнул Огрид, утирая слезы тыльной стороной руки. — Он, яс'дело, прав… да вы все правы… я себя как дурак вел… папаше б за меня стыдно было… — по лицу снова покатились слезы, но Огрид с ожесточенностью отер их и сказал:

— А я вам фотку моего старика не показывал, нет?… Сейчас…

Он встал, подошел к комоду, открыл ящик и достал фотографию дядьки-коротышки с огридовыми глазами и морщинками вокруг них. Сидя на плече у сына, коротышка весело улыбался. Они снялись перед яблоней, по сравнению с которой становилось понятно, что рост Огрида не может быть меньше семи-восьми футов, но лицо было юное, круглое, гладкое, безбородое — мальчик никак не старше одиннадцати.

— Это я только-только поступил в «Хогварц», — заплаканным голосом пояснил Огрид. — Папаша был на седьмом небе… боялся, а вдруг я не колдун, ну, из-за мамы, понимаете… ладно, неважно. Яс'дело, у меня с магией всегда было не так чтобы очень… Хорошо хоть, он не дожил до того, как меня турнули. Помер, когда я во втором классе был…

— Как папаши не стало, за мной Думбльдор стал приглядывать. Работу вот мне дал… вера у него в людей есть, вот как. Не боится дать еще один шанс… этим-то и отличается от других директоров. Кого хошь примет в «Хогварц», ежели только у них талант имеется. Понимает, что человек может быть правильный, даже если семья у него не того… не такая уважаемая. А некоторые не понимают. Некоторые так и будут к тебе… с камнем за пазухой. А некоторые вообще прикидываются, будто у них широкая кость, нет, чтобы встать и сказать: я такой, какой я есть и мне за это не стыдно. «Никогда не стыдись сам себя», — так мой старикан говаривал:

— «всегда найдутся те, кто будет против тебя, только тебе до них дела нет.» И ведь был прав. Дурак я, ох, дурак. Мне до нее больше дела нет, вот увидите. Широкая кость… я ей покажу широкую кость.

Гарри, Рон и Гермиона смущенно переглянулись. Гарри скорее согласился бы вывести на прогулку пятьдесят взрывастых драклов, чем признаться Огриду в том, что слышал его разговор с мадам Максим. Но Огрид продолжал бормотать, очевидно, не сознавая, что говорит лишнее.