Гарри Поттер и орден феникса

– Я не улыбаюсь, – заверил Гарри, опуская глаза к учебнику по превращениям и пряча улыбку. Поведение Рона живо напомнило ему другого гриффиндорского игрока, который некогда ерошил волосы под этим же деревом. – Просто я рад, что мы выиграли.

– Да, выиграли, – медленно, со вкусом проговорил Рон. – А помните, какое было лицо у Чан, когда Джинни выхватила Проныру у нее из-под носа?

– Заплакала, наверное, да? – едко сказал Гарри.

– Ну, это-то да… от злости, скорее всего… но… – Рон нахмурился. – Вы же видели, как она отшвырнула метлу, когда приземлилась?

– Э-э… – произнес Гарри.

– Вообще-то… не видели, – тяжко вздохнув, призналась Гермиона. Она отложила книжки и покаянно посмотрела на Рона. – Честно говоря, мы с Гарри видели только первый гол Дэйвиса.

Тщательно взъерошенные волосы Рона словно поникли от разочарования.

– Вы не смотрели? – пролепетал он, переводя взгляд с одного на другую. – Не видели, как я брал мячи?

– Если честно… нет. – Гермиона протянула к нему руку, пытаясь утешить. – Рон, мы не хотели уходить – нам пришлось!

– Да? – Лицо Рона постепенно наливалось краской. – Это почему же?

– Из-за Огрида, – сказал Гарри. – Он решил признаться, откуда у него раны. И попросил пойти с ним в лес. Что нам оставалось? Ты ведь его знаешь. Ну и, короче…

Весь рассказ занял пять минут, и, когда он подошел к концу, негодование Рона сменилось потрясением.

– Он привел его с собой и спрятал в лесу?

– Угу, – хмуро буркнул Гарри.

– Нет, – замотал головой Рон, словно отрицание действительности могло ее изменить. – Нет, быть не может.

– Очень даже может, – возразила Гермиона. – В Гурпе около шестнадцати футов росту, он любит вырывать с корнем двадцатифутовые сосны и знает меня, – она фыркнула, – под именем Герми.

Рон нервно хохотнул.

– И Огрид хочет, чтобы мы?..

– Учили его английскому языку, да, – подтвердил Гарри.

– Он чокнулся, – почти с восхищением прошептал Рон.

– Да, – раздраженно отозвалась Гермиона, перевернув страницу «Превращений для продолжающих» и рассматривая серию иллюстраций, которые показывали, как сова становится театральным биноклем. – Да. Я уже думаю, что так и есть. Но, к несчастью, он заставил нас пообещать.

– Значит, придется нарушить обещание, – категорично заявил Рон. – Сами подумайте, у нас экзамены… нам самим до исключения вот столечко. – Он двумя пальцами показал, как мало. – И вообще… помните Норберта? А Арагога? Было когда-нибудь что-нибудь хорошее от Огридовых чудовищ?

– Да, но… мы обещали, – очень тихо ответила Гермиона.

Рон задумчиво пригладил волосы.

– Ладно, – вздохнул он, – Огрида ведь пока не уволили, правда? До сих пор он продержался, может, продержится и до конца года. И нам не придется иметь дело с Гурпом.

Под жаркими лучами солнца окрестности замка сверкали яркими красками, точно непросохшая картина маслом; безоблачное небо улыбалось собственному отражению в искрящейся глади озера; изредка ветерок прогонял легкие волны по атласной зелени газона. Настал июнь. Для пятиклассников он означал только одно: экзамены на С.О.В.У.

Учителя больше не давали домашних заданий, посвящая уроки повторению тем, которые, по их мнению, вероятнее всего могли встретиться на экзаменах. В атмосфере горячечной сосредоточенности Гарри забыл обо всем остальном. Впрочем, на уроках зельеделия он иногда думал: интересно, говорил ли Люпин со Злеем о продолжении занятий окклуменцией? Если и говорил, Злей проигнорировал его слова, как игнорировал самого Гарри. Последнего это весьма устраивало; и без окклуменции дел хватало. Гермиона, к счастью, тоже была поглощена другими заботами и не приставала к нему; она постоянно что-то бормотала себе под нос и уже много дней не вспоминала об одежде для эльфов.

Но не только Гермиона вела себя странно. У Эрни Макмиллана, скажем, появилась неприятная привычка расспрашивать всех и каждого, кто как готовится к экзаменам.

– Вот вы сколько часов в день занимаетесь, примерно? – с маниакальным блеском в глазах спросил он у Гарри и Рона, когда все они перед уроком гербологии стояли у теплицы.

– Не знаю, – пожал плечами Рон. – Сколько-то занимаюсь.

– Больше восьми часов или меньше?

– Наверно, меньше, – немного встревожившись, ответил Рон.

– Я занимаюсь восемь, – гордо надулся Эрни. – Восемь или девять. Час перед завтраком каждый день обязательно. Восемь – это в среднем. По выходным стараюсь десять. В понедельник занимался девять с половиной. Во вторник похуже – всего семь с четвертью. Потом в среду…

Гарри готов был поставить памятник профессору Спарж за то, что она запустила всех в теплицу номер три и Эрни замолчал.

Между тем Драко Малфой нашел другой способ посеять панику. За несколько дней до начала экзаменов многие слышали, как он говорил Краббе и Гойлу у класса зельеделия:

– Разумеется, дело не в том, что ты знаешь, а в том, кого знаешь. Вот, например, мой папа. Он много лет дружит с председателем Колдовской экзаменационной комиссии, старушкой Гризельдой Марчбэнкс. Мы приглашаем ее на званые ужины и все такое…