Гарри Поттер и Принц-полукровка

Лицо профессора исказила мрачная гримаса, и Гарри вдруг вспомнил слова, которые слышал почти два года назад: «Моё тело было сорвано с меня, я стал ничтожнее простого духа, слабее самого бессильного привидения, но по—прежнему был жив» .

— …немногие решались на такое, Том, очень немногие. Уж лучше смерть.

Но в глазах Ребуса уже пылал алчный огонь, а лицо светилось жадным нетерпением.

— Как можно разделить душу на части?

— Ну, — пробормотал Хорохорн, — ты ведь понимаешь, душа создана цельной и должна оставаться невредимой. Разделение души — насилие, противоречащее её природе.

— Но как это сделать?

— Совершив жестокость — величайшую жестокость. Убийство. Оно разрывает душу. И волшебник, намеренный создать хоркрукс, использует чужую боль в своих целях: оторванную часть души можно заключить в…

— Заключить? Но как?…

— Есть заклинание, не спрашивай — я не знаю! — воскликнул профессор, тряся головой, как слон, которому досаждают комары. — Разве я похож на человека, способного на такое… Разве я похож на убийцу?!

— Нет, сэр, конечно, нет! — торопливо заверил Ребус. — Извините… я не желал вас оскорбить…

— Ты меня не оскорбил, вовсе нет, — недовольно пробурчал Хорохорн. — Такие вещи вызывают вполне естественный интерес… Просто к подобным видам магии всегда влекло волшебников особого сорта.

— Да, сэр, — согласился Ребус. — Единственное, чего я не могу понять… просто любопытно… Какой прок от всего одного хоркрукса? Неужели душу можно разделить только один раз? Разве не лучше — и разве это не делает волшебника сильнее — хранить душу сразу в нескольких местах? Ну, например, в семи, ведь семёрка — самое сильное магическое число, так разве семь…

— Мерлинова борода, Том! — воскликнул Хорохорн. — Семь! Разве убить одного человека — недостаточно ужасно?! И в любом случае… разделение души — само по себе страшно… Но чтоб разорвать её на семь частей!..

Теперь профессор выглядел глубоко обеспокоенным: он смотрел на Ребуса так, словно никогда не знал того по—настоящему, и, догадался Гарри, уже сожалел, что вообще ввязался в этот разговор.

— Конечно, все наши рассуждения совершенно гипотетичны, верно? — пробормотал он. — Чисто академические…

— Да, сэр, разумеется! — тут же заверил его Ребус.

— И, тем не менее, Том… держи в секрете всё, что я рассказывал… То есть, всё, что мы обсуждали. Никому не понравятся слухи, будто мы тут болтаем о хоркруксах. Сам понимаешь, в Хогвартсе подобные темы запрещены… Дамблдор следит за этим особенно рьяно…

— Никому ни слова, сэр! — пообещал Ребус и ушёл, но прежде Гарри успел рассмотреть его лицо: оно светилось таким же диким счастьем, как в момент, когда Ребус узнал, что он волшебник; и счастье это не добавило его лицу привлекательности. Напротив, оно стало менее человечным…

— Благодарю, Гарри, — тихо произнёс Дамблдор. — Пойдём отсюда…

Когда юноша приземлился на полу кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже уселся и стал ждать, пока директор заговорит.

— Я очень давно надеялся увидеть недостающую часть беседы, — произнёс наконец Дамблдор. — Она подтверждает верность моей догадки, свидетельствует о том, что я действовал правильно, и о том, как много нам ещё предстоит…

Гарри вдруг заметил, что все бывшие директора и директрисы с портретов, позабыв о сне, внимательно прислушиваются к разговору. А тучный красноносый волшебник даже достал слуховую трубку.

— Итак, Гарри, — продолжил Дамблдор, — уверен, ты понимаешь смысл того, что услышал. В твоём возрасте, может, с разницей в несколько месяцев, Том Ребус всеми возможными способами пытался выяснить, как стать бессмертным.

— И вы думаете, сэр, у него получилось? Он сделал хоркрукс? И именно потому не погиб, когда пытался убить меня? Потому что где—то у него был спрятан хоркрукс и часть души осталась невредимой?

— Часть… или несколько частей, — кивнул Дамблдор. — Ты слышал Волдеморта. Важнее всего ему было узнать мнение Горация о том, что станет с волшебником, создавшим больше одного хоркрукса; что станет с волшебником, готовым ради бессмертия совершить несколько убийств, всякий раз терзая душу, дабы сохранить её в нескольких, отдельно спрятанных хоркруксах. Об этом ему не могла бы поведать ни одна книга. И, насколько я знаю… насколько, уверен, знал и Волдеморт — ни один волшебник не заходил дальше разделения души всего на две части.

Дамблдор помолчал секунду, выстраивая мысли, и продолжил:

— Четыре года назад я получил неоспоримое доказательство того, что Волдеморт разделил свою душу.

— Где?.. — изумился Гарри. — Когда?

— Ты сам дал мне его, — ответил Дамблдор. — Дневник, тот самый дневник Тома Ребуса, который давал указания, как открыть Потайную комнату.

— Не понимаю, сэр, — признался Гарри.