Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Когда Долохов и Яксли присоединились к кругу, Волдеморт поднял глаза.

— Никаких признаков его, мой Лорд, — произнёс Долохов.

Выражение лица Волдеморта не изменилось. Красные глаза, казалось, горели в свете огня. Медленно он потянул Старейшую палочку между пальцев.

— Мой Лорд…

Заговорила Беллатрикс: она сидела ближе всех к Волдеморту, взъерошенная, её лицо было немного окровавлено, но в остальном она была невредима.

Волдеморт поднял руку, жестом останавливая её, и она замолчала, продолжая смотреть на него с боготворящим обожанием.

— Я думал, он придёт, — сказал Волдеморт высоким чистым голосом, его глаза смотрели на прыгающий огонь. — Я ожидал, что он придёт.

Все молчали. Они выглядели такими же испуганными, как Гарри, чьё сердце бешено колотилось в груди, как бы желая выскользнуть из тела, которое он собирался покинуть. Его руки вспотели, пока он снимал плащ-невидимку и запихивал её под одежду вместе с палочкой. Он не хотел, чтобы у него возникло желание бороться.

— Я думаю… это было… ошибкой, — закончил Волдеморт.

— Ты не ошибся.

Гарри сказал это так громко, как смог, со всей силой, которую смог собрать: он не хотел выглядеть испуганным. Воскрешающий камень выскользнул из его оцепеневших пальцев, и когда он вышел вперёд к огню, то краем глаза заметил, как исчезают его родители, Сириус и Люпин. В этот момент он почувствовал, что ничто не имеет значения, кроме Волдеморта. Это дело только их двоих.

Иллюзия развеялась так же быстро, как и возникла. Гиганты заревели, когда пожиратели смерти поднялись вместе: было много криков, удивления и даже смеха. Волдеморт застыл на месте, но его красные глаза нашли Гарри, и он смотрел, как Гарри двигается к нему, с пустыми руками: только огонь был между ними.

Тут раздался вопль:

— Гарри! Нет!

Он обернулся: Хагрид был скручен и привязан к ближайшему дереву. Его огромное тело встряхнуло ветви наверху, когда он отчаянно дёрнулся.

— Нет! Нет! Гарри, зачем ты…

— Тихо! — вскричал Роул и щёлкнул палочкой, заставляя Хагрида замолчать.

Беллатрикс, вскочив на ноги, нетерпеливо глядела то на Волдеморта, то на Гарри, её грудь вздымалась. Единственными движущимися вещами были огонь и змея, скручивающаяся и раскручивающаяся в блестящей клетке позади головы Волдеморта.

Гарри чувствовал свою палочку у себя на груди, но не сделал попытки достать её. Он знал, что змея была под хорошей защитой, знал, что если он сможет направить палочку на Нагини, пятьдесят проклятий поразят его. Тем не менее, Волдеморт и Гарри смотрели друг на друга, и теперь Волдеморт, наклонив голову немного в сторону, рассматривал мальчика, стоящего перед ним, и странная безрадостная улыбка витала на его безгубом лице.

— Гарри Поттер, — сказал он очень мягко. Его голос был похож на часть шипящего огня. — Мальчик, который выжил.

Никто из пожирателей смерти не двигался. Они ждали, всё ждало. Хагрид боролся, Беллатрикс задыхалась, а Гарри необъяснимо думал о Джинни, о её сверкающем взгляде, и ощущал её губы на своих…

Волдеморт поднял свою палочку. Его голова была всё ещё наклонена в сторону, как у любопытного ребёнка, размышляющего, что случится, если он продолжит. Гарри снова посмотрел в красные глаза и приготовился, что это случится сейчас, быстро, пока он может стоять, прежде чем потеряет контроль, прежде чем выдаст свой страх…

Он видел движение губ и вспышку зелёного света — и всё исчезло.[34]

Глава 35. Кингс-Кросс

Он лежал лицом вниз, вслушиваясь в тишину, и был совершенно один. Никто не смотрел. Никого больше не было. Он не был полностью уверен, что пришёл в себя.

Много позднее, или совсем сразу, он понял, что он, должно быть, существует, что он, должно быть, больше, нежели бестелесная душа, потому что он лежал, определённо лежал, на какой-то поверхности. Соответственно, он всё ещё обладал чувством осязания, и то, на чём он лежал, тоже существовало.

Как только Гарри пришёл к такому заключению, то осознал, что он голый. Но поскольку он был уверен в том, что находится в полном одиночестве, то это обстоятельство его не обеспокоило, однако несколько озадачило. Он задумался, а способен ли он, если уж он может чувствовать, и видеть. Открыв их, он выяснил, что у него есть глаза.

Он лежал в светлом тумане. Впрочем, туман этот отличался от всех виденных им ранее. Окружающая его действительность не была скрыта за мутной дымкой, скорее, эта дымка ещё не превратилась в окружающую обстановку. Пол, на котором он лежал, казался белым; он не был ни тёплым, ни холодным, просто присутствовало что-то плоское, пустое, на чём можно было находиться.

Он сел. Его тело выглядело невредимым. Он дотронулся до лица: он больше не носил очки.

Затем сквозь бесформенную пустоту, окружавшую его, до него донёсся звук: слабый, тихий шум чего-то, что билось, стучало, боролось. Звук вызывал жалость, хоть и был несколько безобразным. Появилось неприятное чувство, будто он подслушивал что-то тайное, постыдное.

Впервые ему захотелось быть одетым.