Гаршин

Сытно пообедав и пребывая в отличнейшем настроении, некий благородный господин закурил сигару и раскрыл свежий номер «Стрекозы». Добродушно похохатывая, он пробежал глазами несколько анекдотов о простофилях мещанах, наклоняя голову и так и этак, с интересом и некоторым сердечным замиранием посмотрел карикатуры, изобличавшие ветреность и кокетство милых дам, как вдруг взгляд его натолкнулся на странную подпись под мелко набранным отрывком: «L'homme qui pleure».

— «Человек, который плачет»? — ухмыльнулся господин. — Занятно, занятно… Юмористический журнал— и вдруг «который плачет»…

Он принялся читать, и через несколько минут улыбка на его лице сменилась недоумением, даже раздражением.

— Черт знает, что такое! — недовольно пробормотал господин. — Но ведь это не смешно… И к тому же какие-то намеки…

Да, это было не смешно. Это была грустная история о том, как юноша ушел воевать и возвратился на деревяшке, и о том, как любимая им девушка стала невестой другого. И все это называлось «Очень коротенький роман», а человеком, который плакал, рассказывая невеселую историю, был Гаршин.

Разбитая жизнь, несправедливость в любви выпали на долю героя. Добрый и честный юноша, он горячо полюбил девушку, которая, конечно, казалась ему «лучшею из всех Маш в мире». Но пришла война, и Маша сказала: «Честные люди делом подтверждают свои слова». И еще она добавила: «Когда вы вернетесь, я буду вашей женой».

Юноша был честен. Он отправился в поход. В первом бою он получил крест за храбрость. Во втором потерял ногу.

Юноша был честен. Он полагал, что все люди делом подтверждают свои слова. Он приковылял на деревяшке к Маше и застал ее с другим.

У героя «Четырех дней» тоже была девушка Маша. Герою «Четырех дней» тоже отняли ногу. Может быть, потом, дома, героя тоже ждали страдания, едва ли меньшие, чем те, какие уже пришлось ему испытать.

Люди, которые вопили о защите отечества и называли добровольца «юродивым», врывались со своей ложью и в любовь, чинили в ней несправедливость, разрушали чистое и светлое, мечты и надежды.

Недаром нахмурился листавший «Стрекозу» «благородный» читатель. К ним, к этим господам, обратился со своим рассказом Гаршин. «Владельцам акций и членам финансовых компаний» заявил он о том, что рядом с ними живут на свете люди «не их закона», люди, для которых существуют незапятнанные понятия любви, справедливости, честности.

Война калечит тело этих людей, ложь и эгоизм ранят душу, но они не теряют веры в то, что есть на свете добро и правда. Они убеждены, что человеческие чувства нельзя купить в ювелирном магазине. Они выстоят.

И не для того ли в «Стрекозе», развлекательном журнале, бесконечно далеком от всего, что волновало Гаршина, поместил он «Очень коротенький роман», чтобы преподнести поближе к адресату свой пусть не железный, но по-настоящему взволнованный, искренний, облитый горечью и злостью рассказ.

ГАРШИН БОРЕТСЯ

Гаршинские рассказы сразу встали в строй плечом к плечу с верещагинскими полотнами. Они встали в строй, чтобы воевать с войной. Их оружие — правда. Эта правда заставляет людей думать.

В 1889 году в Париже вышла книжка военных рассказов Гаршина, переведенных на французский язык. Она называлась «Война». Предисловие к книге написал Мопассан. Он не оценивал в статье достоинства и просчеты гаршинских военных рассказов. Предисловие Мопассана — это мысли о войне, страстное слово против войны, навеянное творчеством Гаршина. Автор «Мадемуазель Фифи» и «Безумной» стоял в одном строю с Гаршиным и Верещагиным. Он мечтал о том дне, когда народы станут судить правящих убийц, откажутся идти на убой, воспользуются своим оружием против тех, кто вооружил их для убийства.

Гаршин мог сказать о себе словами Мопассана: «Я вошел в литературу, как метеор». Он остался в ней навсегда. Шли годы, новые поколения по-новому читали Гаршина и так же, как те, кто некогда в осеннее утро семьдесят седьмого года впервые раскрыл десятый номер «Отечественных записок», сердцем разделяли гаршинскае «Нет!» войне.

Но рядом жили другие. Те, у кого не было сердца. Они прятались за стенами департаментов и ведомств. Они тоже читали Гаршина. По-своему…

Перо зло царапало бумагу. С него стекали буковки — аккуратные, колючие. Перед господином Кочетовым, членом особого отдела Ученого комитета Министерства народного просвещения, лежала тонкая брошюра: «В. М. Гаршин. «Четыре дня на поле сражения». Статский советник писал отзыв.

Вскидывая злые глаза к потолку, Кочетов искал слова повнушительнее, пострашнее. Надо было раздавить, уничтожить эту книжку.

«…Тенденциозны рассуждения г. вольноопределяющегося…», «…тяжкое впечатление… на юных воинов и их родителей…», «…странная развязность автора…»

— Сравню Гаршина с Верещагиным, — решил член комитета, именовавшегося Ученым.

«…Крайне странно называть описание разложения трупа «изображением войны». До такой (какое бы словечко покрамольнее?!) реальности не доходил и Верещагин в своих картинах…»

— Теперь выдернем несколько цитат поубедительнее, и можно давать вывод, да так, чтобы как прихлопнуть!