Читаем Гарсиа Маркес полностью

«Мы с Геннадием Бочаровым, для друзей просто Гек, обедали в ресторане высотной гостиницы „Гавана Либре“ на самом последнем, 25-м, этаже. За соседним столиком, лицом ко мне, сидел мой давний приятель из Колумбии, известный в Латинской Америке бард и поэт. Он оживлённо обсуждал что-то с сидящим ко мне спиной человеком. Поймав мой взгляд, колумбиец поднялся и подошёл к нашему столику: „Я сижу с Маркесом, хочешь познакомлю?“ — спросил он… Маркес ждал, когда с ним сможет встретиться Фидель Кастро. Нам везло. Фидель был занят, и встреча откладывалась со дня на день. Когда мы прощались с Маркесом в третий раз, он строго спросил: не собираетесь ли вы, ребята, что-то написать об этих разговорах? У меня ёкнуло сердце. Вдруг он скажет: ничего не пишите, поговорили, и ладно… Я перевёл вопрос Маркеса Геку, и тот, как мне показалось, нахально ответил: не считаете же вы, маэстро, нас такими наивными… Маркес засмеялся, он вообще быстро переходит от полной серьёзности к веселью и смеху, и сказал: я запрещаю вам писать только то, о чём мы не говорили. А говорили мы о многом… Бочаров, влюблённый в Хемингуэя, пытался выяснить, что Маркес думает о его жёсткой, скупой и выразительной фразе, о Хеме как о романисте, о его отношении к любви. Мы сказали: Хемингуэй говорил, что если ты пишешь роман и одновременно влюблён в женщину, то лучшее ты отдашь ей. А что вы думаете по этому поводу? Маркес задумался на мгновение. „Сначала нужно решить проблему любви, а потом писать“, — сказал он».

Потом Весенский многажды встречался с Маркесом:

«Габриель и Мерседес устали в Москве от протокола официальных приёмов и попросили меня устроить неформальную встречу с друзьями. „И чтобы была гитара“, — сказал Маркес. Решили устроить ужин у Бочаровых. На ужин, оставив сыновей в Большом театре, Габриель и Мерседес, это его слово, „удрали“ со спектакля. Я их забрал от гостиницы „Россия“, и мы поехали на Алтуфьевское шоссе. На ужин собралось, наверное, человек восемь друзей дома. Ужин был отменный. Потом начались весёлые разговоры, анекдоты, шутки, расспросы… И вдруг Ярослав Голованов достал из-под стола одну книгу „Сто лет одиночества“ и попросил автограф для его друга, который не мог прийти на встречу. Габриель насторожился, но подписал. Слава достал из-под стола ещё одну книгу. Снова просьба подписать. Потом ещё одну. Маркес был вне себя, но виду не подал. Последней Слава попросил подписать книгу ему и его жене, сидевшей по правую руку от Габриеля. Тот внимательно посмотрел на одного и другого супруга. Раскрыл книгу, прочертил пунктирную линию сверху вниз посреди страницы. Нарисовал внизу ножницы, спросил, как зовут того и другого, и написал: „Разрезать здесь в случае развода“. Надпись он сопроводил историей: „Самый первый экземпляр ‘Ста лет одиночества’ я подарил моим друзьям, в доме которых мы жили, поскольку денег на найм квартиры у нас с Мерседес не было. Вот теперь эти состоятельные люди развелись. И единственным спорным вопросом оказалось владение этим экземпляром книги. До сих пор судятся“, — закончил он. Через некоторое время Ярослав и его жена разошлись. Я часто думаю, вспоминая этот эпизод: у Маркеса такой острый глаз, что он заметил намечавшийся раздор в семье, или это опять брухерия, ведьмацкая сила гремучей смеси латиноамериканских кровей?..»


В те же дни в Москве Маркес выступил в необычной для себя роли театрального режиссёра и даже гримирующегося лицедея.

Маркес и театр. Почти все большие писатели-романисты рано или поздно обращаются к театру. Но мало кому удаётся покорить Мельпомену. Примеров множество, от Золя и Бальзака до Толстого, Достоевского, Тургенева, Хемингуэя… И «Живой труп», и «Пятая колонна» — прежде всего материал для чтения. Чехов (которому Лев Николаевич Толстой настоятельно рекомендовал «пьес не писать») — одно из исключений, которое, как известно, подтверждает правило, и он всё-таки не романист. Конечно, и Маркеса Мельпомена влекла, его произведения ставили — и в Мексике, и в Колумбии, и во Франции, и в Испании… Мне доводилось видеть спектакли по его вещам в Праге, Гаване, Швеции… Справедливости ради следует отметить, что успехом маркесовского масштаба, то есть в сравнении с его прозой, ни одна театральная постановка по его произведениям пока не увенчалась. Мало того: с театром связан и один из уникальных в жизни нашего героя провалов. После премьеры в Национальном театре имени Сервантеса в Буэнос-Айресе 20 августа 1988 года спектакля по его пьесе «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» авторитетнейший театральный критик Освальдо Кирога написал в газете «Ла Насьон»: «Трудно узнать автора „Ста лет…“ в этом длинном монологе женщины, уставшей жить без любви… Автор совершенно не владеет драматургическим языком. „Любовная отповедь…“ — поверхностная, скучная, утомительная мелодрама». А сын Гарсиа Маркеса, кинорежиссёр Родриго сказал профессору Мартину, что отец безнадёжен по части диалогов даже в своих романах, не говоря уже о драматургии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное