Дверь тяжело поддалась мне, но всё же открылась. Со временем она осела, поэтому распахнулась лишь наполовину, твёрдо сев на пол. Этого мне хватило, чтобы выбраться. Я оказался в небольшом помещении, на середине которого стоял стол, заваленный какими-то бумагами. Быть может, я смогу понять что-то из них. Большая часть бумаг размокла и полностью потеряла своё содержание и вообще какой-то смысл. Однако я нашёл несколько страниц, на которых ещё можно было различить слова.
«Содержание заключённыхвстрогостииполномотчужденииотвнешнегомира
— вот, кчемунужностремиться. То, чтонаданныймомент — нельзяназватьстрогимсодержанием. Ониполучаютвсё, чтоугоднодляпригодной жизни. Совершившиепреступлениенеимеютшансаназыватьсялюдьми. Каждый день наблюдая за ними, я всё больше ненавижу их. Вот бы поместить нагрешивших в такое место, из которого им нет выхода»«Риз Уэсли, Дейв Браун
, КимОрманбылидоставлены 16 июняв 11:34 Дорманом. Распоряжениенаднимиотданоименноему. ПриказУолберга»«20 июня в 15:16 вкамере№ 41 былонайденотелоКимаОрмана
. Егозадушили. Вероятно, этосделалДорман. Никакихприказовсверхупоканебыло, ностоитиметьввиду»Это были записки, оставленные здесь кем-то из охранников. Я не понимал точно, о чём идёт речь, но, похоже, один из охранников убил заключённого. Все мы люди, верно? И каждый человек имеет право на жизнь. Судя по состоянию помещения и документов, здесь уже давно никого не было. Но тогда каким образом я оказался здесь? Наверное, этот вопрос теперь останется без ответа. Куда удивительнее то, что я смог выбраться из той камеры, а это уже многое значит. Кресло, обросшее мхом, подтвердило моё мнение о том, что здесь уже давно никого нет. Нужно выбираться отсюда. Срочно. Находиться здесь я больше не хочу, да и смогу ли? Холод меня постепенно убивает. Не думаю, что я смогу продержаться здесь ещё одну ночь.