Гать. Задержание

В большой светлой комнате за письменным столом сидел тонкий, словно хлыст, мужчина и насмешливо рассматривал тяжело дышавшего лейтенанта.

— Познакомимся, лейтенант… — Хлыст полистал тонкую папку бумаг на столе. — Сонин Юрий Иванович, одна тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, выпускник Московского архитектурного института… Окончил ускоренные курсы пехотных командиров, командир взвода, комсомолец… Знаете ли, Юрий Иванович, — голос Хлыста стал задумчивым, — по приказу немецкого командования все коммунисты и комсомольцы расстреливаются сразу на месте…

— Стреляй, гад! — хрипло выкрикнул лейтенант. — Стреляй!

— Ох, Юрий Иванович, — поморщился Хлыст, — к чему такая истерика? Вы еще рваните рубашку на груди, как пьяный матрос! Вы же интеллигентный человек. Тем более, что вы теперь сотрудник победоносной немецкой армии…

— Что?

— А то, — Хлыст насмешливо посмотрел на лейтенанта, — что те пять тысяч человек на улице уверены, что вы предатель… Кроме этого, мы сделаем еще вот такую вещь. Будем вас водить по баракам и каждого, кто на вас посмотрит или вы на кого, будем расстреливать… Через пару дней весь лагерь будет знать, что вы агент немецкой тайной полиции… А через своих людей среди заключенных мы эту легенду подтвердим… Что, не ясно? Все ясно… Отлично!

Он посмотрел на задыхающегося от бессильной ярости лейтенанта.

— Отсюда вы уедете в школу, где вас научат работать на рации, вести разведку и совершать диверсии… и многому полезному… Так что, дорогой вы наш Юрий Иванович, придется вам еще один семестр окончить… и выполнить задание в тылу Красной Армии.

Через пару дней на руки Сонину надели наручники, посадили в машину и долго везли. Сколько прошло времени, он не знал, но по тому, как хотелось есть, понял, что прошло не менее пяти часов. Наконец машина остановилась. Дверцы распахнулись, и Сонин выпрыгнул на землю. С него сняли наручники и повели в двухэтажный каменный дом. В комнате за письменным столом сидел гестаповец в форме и что-то писал. Он мельком взглянул на него и продолжал писать. Так прошло минут сорок. Неожиданно гестаповец отложил ручку в сторону и посмотрел на него:

— Встать! — негромко приказал он.

Сонин продолжал сидеть.

Гестаповец вышел из-за стола, подошел к Сонину и, взяв его за плечи, поднял, немного постоял, рассматривая хмурое лицо Сонина, и неожиданно, резко развернувшись, со страшной силой ударил его каблуком под сердце. Сонин, даже не охнув, мешком осел на пол. Лицо его почернело, из угла рта показалась струйка крови.

— Герой… — презрительно проговорил фашист и позвонил по телефону. — Что это ты мне за дерьмо прислал? — спросил он и поморщился. — Ладно, зайди…

Дверь открылась и в комнату вошел Хлыст.

— Этот ничего еще… молокосос. Больше ничего из материала не было… А этот пойдет… Все переживал, что его предателем считают… На этом его и надо обрабатывать. Для школы, как агент, он находка… Рисует… Знает военное дело. Мы его поучим, потом куда-нибудь пристроим… Он от нас никуда не денется… А то, что он нас ненавидит, это не от убеждений, боится он. Я его понял… Он при допросе мигал у меня часто — боится, что бить будут. Боли боится и оскорбления боится. Этот на нас поработает… Трус — тот же зверь! От страха будет зубами грызть кого угодно… Лейтенанта поселили в комнате вместе с парнем среднего роста, курчавым и улыбчивым. Казалось, что ничто в жизни не может вывести его из прекрасного настроения. Когда лейтенант вошел, парень спал, но ему показалось, что из-под опущенных ресниц на него уставился тяжелый изучающий взгляд. Сонин положил немудреные пожитки на свою кровать, осмотрелся. Узкая, длинная комната с небольшим окном в торцевой части, две кровати напротив друг друга. Между ними тумбочка, табуретка. В углу рукомойник с тазом, рядом на гвозде полотенце. Запора в комнате нет, в двери на скорую руку сделан глазок.

— Здорово! — Послышался резкий голос.

— Здорово! — Сонин обернулся на голос. — Спишь?

— А что прикажешь делать? — парень выпрямился. — Баб нет, водку по праздникам дают, самогонку не купишь… Как твоя кликуха?

— Что? — не понял лейтенант.

— Кличка, милый! — парень усмехнулся. — Отныне забудь свое имя навсегда. А то греха не оберешься! Да и тебе проще будет. Мы люди конченые. Если нас чека поймает, то со времени поимки до момента погребения пройдет ровно десять минут — как раз столько необходимо, чтобы ямку вырыть…

Сонина передернуло, и это не укрылось от цепких глаз собеседника.

— Милок, контрразведка СМЕРШ с нашим братом не церемонится… — Парень негромко засмеялся. — Эк, тебя коробит… Ничего, поживешь здесь и обретешь… душевное спокойствие… Ну, давай, располагайся, а я на занятия. Через пятнадцать минут будет построение в коридоре, так ты выходи, а то по шее схлопочешь от господина унтершарфюрера.