— «Чужие долги», «Реквием пехоте», «Про настоящих мужчин», — посыпалось со всех сторон.
— Давай «Песню обреченного десанта». — Голос Лескова перекрыл возникший гомон.
— Желание начальника, сами понимаете, закон для подчиненного, — рыжий здоровяк сделал пробные аккорды. Шум стих.
— Припев — все! — Шмелев взмахнул рукой.
После рева нескольких десятков молодых глоток голос Борисова, казалось, звучал тихо и печально:
— Во дает! — Шмелев показал певцу большой палец. Тот никак не отреагировал, взгляд у него был отрешенный.
Борисов сделал паузу, побитые мощные пальцы осторожно перебирали струны, вдруг он резко взвинтил ритм.
Специальная рота дружно подхватила припев.
— Ну как? — спросил Лесков. — Это ведь тоже политико-воспитательная работа.
— Хорошо, — кивнул Старик. — Только вряд ли политотдел будет от нее в восторге.
— Да нет, — вмешался Шмелев. — Там сейчас нормальные ребята. К тому же понимают нашу специфику.
— Мне пора. — Сизов встал, с неудовольствием ощущая, как затекли ноги.
Лесков со Шмелевым проводили его до автобуса.
— Довезешь товарища, куда ему нужно, потом в роту, — приказал майор водителю.
— Мне в нарсуд Центрального района, — уточнил Сизов. — А вы здесь надолго?
— Часа на два, — ответил комроты. — Еще немного песен, потом штурмовая полоса. Через недельку повторим занятия?
Пожимая протянутые руки, Сизов кивнул. Автобус развернулся и покатил к выезду с полигона. Старик смотрел в окно. Специальная рота пока пела песни…
В примыкающей к дежурной части комнате для допросов задержанных Центрального РОВД Фоменко «прессовал» Сивухина — хулигана из «Рыбы».
— Люди в ресторан отдохнуть ходят, а ты свое блатовство показать? — тихо, по-змеиному шипел Фоменко, и губы его зловеще кривились. — Кому хочу — в морду дам, кого захочу — отматерю… Так?!
Он замахнулся и, когда Сивухин отпрянул, грохнул кулаком по столу.
— Боишься, сука! А там не боялся? Там ты смелый был, на всех клал с прибором, — опер пригнулся к столу, как зверь перед прыжком, и снизу гипнотизирующим взглядом впился в бегающие глаза допрашиваемого. — И думал всегда при таком счастье на свободе кейфовать… Да?!
Фоменко снова замахнулся. Он «заводил» сам себя, и сейчас бешенство его стало почти не наигранным, в дергающихся углах рта собралась пена, зрачки маниакально расширились.
— Да я тебя в порошок сотру, падаль поганая! Ты у меня будешь всю жизнь зубы в руке носить!
Он перегнулся через стол и ткнул-таки кулаком в физиономию хулигана, но тот снова отпрянул, и удар получился несильным.
— Ну чего вы, в натуре, — плачущим голосом заныл Сивухин и принялся усердно растирать скулу, демонстрируя, что ушибленное место нестерпимо болит. — Чего я сделал такого особенного? Ну чего? Скажите, я извинюсь…