— Гауляйтер Румпф, — говорила Шарлотта, — не понимает женщин. Нет, нет. Он властен и груб, иногда добродушен, но чаще бессердечен, понимаете? Абсолютно бессердечен; он обращается с женщинами, как с куклами. Подойди, сядь, встань, прошу тебя не опаздывать. Если парикмахер замешкается, приходи непричесанной, но приходи точно в назначенное время. Мужчина, который требует, чтобы женщина являлась точно в назначенное время, даже если она плохо причесана, не понимает женщин. В Вене ни один мужчина не предъявит женщине таких нелепых требований. — Она остановилась посреди комнаты и нахмурилась. — Теперь к нему часто ходит другая молодая девушка, кажется, еврейка. Он берет у нее уроки еврейского языка.
— Еврейского языка? — перебил ее Фабиан.
— Да, еврейского. Он говорит, что настало время изучить язык евреев. Мне кажется, что он втюрился в нее, но это между нами. Однажды он представил ее мне. Она похожа на красивую итальянку. Может быть, он хотел возбудить во мне ревность? Он не знает, что я не способна ревновать, для этого я слишком красива, — прибавила она и засмеялась громко и весело.
Затем она попросила Фабиана налить ей еще бокал шампанского и при этом не забыть и себя.
— Александр не был красив. Напротив, он был безобразен. Это был его единственный недостаток. Но скажите, разве большинство мужчин не уроды? Ха-ха-ха! Вы, мужчины, препротивные людишки. Сколько среди вас встречается уродов, да еще к тому же слабосильных! Многие смахивают на тюленей, такие у них усы. Эти тюлени встречаются на каждом шагу. Император Франц-Иосиф тоже походил на старого тюленя. А другие точь-в-точь старые меланхоличные обезьяны; в большинстве случаев это умные мужчины; есть и такие, что напоминают птиц — большеглазые, с огромными орлиными носами.
Шарлотта расхохоталась, и никак не могла остановиться. Потом вдруг задумчиво опустила глаза и уже серьезным тоном продолжала:
— Да, Александр тоже был не красавец, скорей, даже урод, но он был хороший человек и единственный, кто умел меня любить. Он хотел на мне жениться, как только умрет его больная мать. Ах, теперь все вышло по-другому.
Шарлотта опустилась в кресло и умолкла. Фабиан увидел, что лицо ее изменилось и на ресницах повисли большие слезы.
— Я обидела Александра, страшно обидела. Я обошлась с ним плохо, очень, очень плохо. — Она медленно стянула с пальца кольцо с драгоценным камнем и швырнула его на пол вместе с серебряным мундштуком. — Не нужен мне этот хлам. Мне тошно от него! — воскликнула она; ее щеки пылали, прекрасные глаза были полны слез.
Через несколько минут Фабиан встал и попросил разрешения удалиться.
Было уже поздно, когда он вернулся к себе в комнату. Как только он остался один, мрачные мысли снова завладели им, но шампанское, выпитое у прекрасной Шарлотты, все же подбодрило его. «Может быть, это глупости, которые ты сам себе вбил в голову, — успокаивал он себя. — В ближайшие дни все выяснится, и ты напрасно терзаешься. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это лечь спать. Вдруг завтра придет письмо от Кристы, и весь мир покажется иным. И помни, что написать письмо ты всегда успеешь».
На следующее утро Фабиан проснулся утомленный, вялый; было уже довольно поздно. Заниматься делами ему не хотелось, и он попросил своего помощника выступить вместо него в суде. Разрозненные листки прощального письма к Кристе он запер в письменный стол, даже не взглянув на них, как будто это писал другой человек, так безразлично было ему все на свете.
От Кристы не было письма, но когда он брился, в дверь постучал долговязый Фогельсбергер и сообщил что гауляйтер приказал Фабиану явиться к завтраку в «Звезду». «Мадам Австрия» тоже будет там.
Фабиан почел это приглашение за высокую честь и оживился. Это было первое приятное чувство за последние дни.
В приподнятом настроении Фабиан спустился к часу дня в ресторан. Он был в мундире со знаками различия обер-штурмфюрера.
Они завтракали втроем в небольшом кабинете: гауляйтер, прекрасная Шарлотта и он. Росмайер так почтительно раскланивался перед Фабианом, что тот явственно разглядел шишки на его лысине. Гауляйтер намеревался в ближайшие дни надолго покинуть город.
На пальце Шарлотты было, разумеется, кольцо с драгоценным камнем, которое она накануне вечером швырнула на пол; после завтрака она достала и оригинальный серебряный мундштук с надписью: «Цветущей Жизни». Шарлотта болтала и смеялась, как всегда, но Румпф казался отсутствующим и уделял ей меньше внимания, чем обычно.
Безразличное состояние Фабиана быстро прошло за завтраком; более того, он пришел в отличное настроение.
— Поухаживайте немного за молодой красавицей, дорогой друг, — сказал Румпф Фабиану.
Он назвал его другом!
— Думаю, что мы с вами подружимся! — заметила Шарлотта и, обворожительно улыбаясь, взглянула на Фабиана своими прекрасными глазами.
— Я буду только рад, — рассмеялся гауляйтер, — красивой женщине не пристало скучать.
Вдруг он заторопился. Приказал позвать Росмайера.