А Румпф продолжал смеяться.
— Да, чопорна и неприступна! — повторил он. — А кроме того, к ней еще и опасно приближаться, — закончил он.
Марион нервно откинула черные локоны со лба и хотела было встать.
— Commodore! — снова воскликнула она и повторила свои возражения по-итальянски, так что Фабиан не все понял. Ему еще никогда не случалось видеть, чтобы гауляйтер так по-приятельски обходился с кем-нибудь.
А Румпф все смеялся.
— Простите, professora, — сказал он. — О кинжале я промолчу.
— Пожалуйста, не рассказывайте! — воскликнула Марион, краснея до корней волос.
Румпф обернулся к Фабиану.
— Дело в том, что Марион всегда носит при себе кинжал, — сказал он. — Этот кинжал, если понадобится, она пустит в ход против всякого, кто бы он ни был. Даже против меня.
Марион вдруг побледнела и вскочила.
— Разрешите мне удалиться, господин гауляйтер, — сказала она официально и строго.
Румпф сразу перестал смеяться. Он огорченно посмотрел на Марион.
— Но ради бога, Марион! — воскликнул он. — Неужели вы не понимаете шуток? Я был бы очень огорчен, если б вы ушли из-за моей глупой болтовни. Прошу вас, пейте чай и улыбнитесь в знак того, что вы уже не сердитесь.
«Он говорит с ней, как с ребенком, — подумал Фабиан. — А ведь Шарлотта, пожалуй, права, он не умеет обходиться с женщинами».
Марион снова села. Она улыбнулась, хотя глаза ее были полны слез.
— Простите, Марион, — сказал Румпф. — Я сегодня в задиристом настроении.
Встречи с Марион превратились в привычку для гауляйтера. Он пытался бороться с этой привычкой и несколько раз просто-напросто отменял свои приглашения.
«К черту! К черту! — ругался он, скрежеща зубами. — Спятил ты, что ли? Оставь в покое эту надменную еврейку, есть столько других женщин!»
Но из этих попыток ничего не выходило. Мучительное беспокойство терзало его, несколько дней он бывал до того не в духе, что даже напивался. Черт возьми, что же случилось с ним? Он сам себя не узнавал. На следующий день после этого он звонил Мариан и успокаивался лишь после того, как она опять приходила. Так вот до чего уже дошло!
«Хорошо, — сказал он себе, — тут ничего не поделаешь. Придет день, когда ей самой наскучит эта платоническая чепуха. В конце концов, она молодая женщина».
Летом, когда Шарлотта еще была в городе, стало особенно неспокойно.
Однажды Шарлотта и Фабиан отправились за покупками на Вильгельмштрассе, но им преградили путь три больших грузовика. Машины были битком набиты ландскнехтами в коричневых мундирах, горланящими и улюлюкающими; их вызывающие физиономии и наглые жесты возбуждали негодование прохожих. По-видимому, они были пьяны. Грузовики останавливались у ресторанов, кондитерских, кафе, у еврейских магазинов. Наглые ландскнехты угрожали перепуганным прохожим на улицах и врывались в квартиры. Своими зычными, грубыми голосами они выкрикивали хором: «Штурмовик начеку — еврей, берегись! Штурмовик начеку — еврей, держись!» Затем машины с ревом трогались, чтобы вскоре снова остановиться; гнусные выкрики ландскнехтов разносились по городу.
Этот шум поверг каждую улицу и весь город в страх и смятение. Что это? Покой города, до сих пор чинного, благонравного, был внезапно нарушен; испуганные жители недоумевали, почему полиция потворствует этому безобразию — улюлюканью, гиканью. К тому же никто не знал этих коричневых ландскнехтов; они со своими грузовиками вынырнули неизвестно откуда и неизвестно когда.
Так это началось.
А глубокой осенью, вернее, в начале зимы, город вдруг огласился сигналами пожарной тревоги и дикими криками испуганных людей. Пожарные машины, тяжелые грузовики, грохочущие телеги неслись по улицам, пронзительные сирены пожарных прорезали воздух, испуганные жители распахивали окна. Небо было объято кроваво-красным заревом. Улицы наполнились топотом тревожных шагов, отчаянные вопли понеслись из мрака:
— Синагога горит!
Да, синагога, старинное добротное здание, полыхало огнем. Она загорелась внезапно, как и множество других синагог в Германии в ту же ночь, и выгорела до основания; к утру от нее осталась лишь куча тлеющих балок и дымящегося щебня. Пожарные команды не покладая рук отстаивали бензохранилище, расположенное по соседству.