Читаем Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... полностью

Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

«Сразу после войны, когда державинская могила оказалась среди руин, пошли по скорейшему и легчайшему пути. Не стали восстанавливать из руин монастырский комплекс, а перенесли прах поэта в Новгород, где он сейчас и покоится в Новгородском Детинце (кремле) под скромным обелиском и под доской с надписью „Гавриил Романович Державин, действительный тайный советник и многих орденов кавалер“. Доска старая, перенесена с прежней могилы. Надпись меня позабавила, когда я её увидел впервые. В самом деле: Суворов обратился к Державину за красивой и торжественной (надо полагать) эпитафией на будущую могильную плиту. „Здесь лежит Суворов“, — ответил поэт незамедлительно. „Помилуй Бог, как хорошо!“ — согласился великий полководец.

Однако разницу в этих эпитафиях понять можно. У Суворова было много званий и орденов, но мы все и знаем, что их было много. Точно так же, как мы знаем, что Державин был великий поэт. А то, что он „действительный, тайный советник и многих орденов кавалер“, известно не каждому. Мы возвращались в Новгород уже к вечеру. И, кажется, не было недовольных, что вместо бесцельной и бездумной прогулки по Ильмень-озеру мы посетили Званку, которая ещё несколько часов назад была для большинства из нас если не пустым звуком, то чем-то смутно припоминаемым из далёкого школьного времени».

Благоговейное отношение к литературной классике в те годы не было редкостью. Солоухин подробно, темпераментно разобрал оду «Бог» — и ему удалось многим разъяснить, что Державин — не просто предтеча Пушкина или Тютчева, а суверенная сила, великий поэт.

Верой и правдой служил Державину Пётр Георгиевич Паламарчук: его литературным дебютом стала повесть «Един Державин», а уж потом Паламарчук публиковал и комментировал «Записки» Державина, его, казалось бы, канувшие в реку забвения прозаические отрывки. Прозу Державина — допушкинскую, труднопостижимую прозу — в 1983–1985 годах Паламарчуку удалось издать почти полумиллионным тиражом! И ведь не мариновались эти книги на прилавках, их действительно читали. Вот она, эпоха литературоцентризма и книжного бума. А главное — эпоха победившего Просвещения. Достаточно сказать, что в восьмидесятые годы переиздания «архаичного» Державина вышли общим тиражом более трёх миллионов!

Мы многое потеряли с восьмидесятых годов. Запретных тем нынче не стало, но и наклонность к литературе, к просвещению в людях не воспитывается, а уничтожается. Судьба Державина нам в утешение. Из нищеты, из безвестности он — не считаясь с политесом! — возвысился и достиг не только «высоких степеней», не только монаршего доверия, но и бессмертия. Ведь он живой. Ведь мы учимся у него, разговариваем с ним. Падаем, как Державин, и пытаемся вставать, возрождаться — по примеру Гаврилы Романовича. И когда-нибудь споём полным голосом: «Гром победы, раздавайся!» И это будет не антикварный напев из старины далёкой, а гимн самой настоящей России, который отзывается в нашем сегодняшнем и завтрашнем дне. У Державина найдётся немало строк, которые напрашиваются в автоэпитафию. На его могильном камне можно было бы высечь стихи Капниста или Рылеева. Но у меня не выходят из головы строки, которые мы перечитали в эпиграфе:

Словом: жёг любви коль пламень,

Падал я, вставал в мой век.Брось, мудрец, на гроб мой камень.Если ты не человек.

Москва, 2012