Газданов

«Мои родители не говорили по-русски и не чувствовали себя русскими, но они переехали в Бьянкур с Монмартра, потому что мой отец умел готовить пасху и печь куличи, русский хлеб и булочки с маком, и здесь была обширная русская клиентура», — вспоминал один из врачей, лечивший рабочих с завода «Рено». Постепенно люди стали уходить с завода, устраиваясь на работу полегче — в парикмахерские, мастерские. Женщины нанимались официантками и швейными мастерицами.

С середины двадцатых годов Бьянкурск стал жить совершенно самостоятельной жизнью, о чем был снят фильм «Дневник русской эмиграции». Гайто удалось попасть на его премьеру, которая была устроена студией Пате в 1928 году на одном из благотворительных балов, организованных Союзом писателей и журналистов. На пленке он узнал и своих коллег по цеху, и соседей по кварталу, и просто знакомых из русских ресторанов.

Благодаря работе на заводе Гайто удалось легализоваться во Франции — получить долгожданную «карт д'идантите» – французский паспорт. Зайдя первый раз в префектуру с необходимыми документами — справкой с места жительства, фотографией, налоговым сбором, — Гайто был уверен, что дальше будет дан ход формальной процедуре, в которой от него уже мало что зависит. Но усатый француз, по виду выходец из северных деревень, долго расспрашивал его о причинах переселения во Францию, о месте работы, об образовании, имеющихся родственниках и о том, собирается ли мсье перевозить их в Париж.

Чиновник даже не подозревал, какой болезненный вопрос он затронул: Гайто только недавно возобновил переписку с матерью, и та присылала ему письма, полные нежности и тоски. «С удовольствием бы перевез, но не вижу никакой реальной возможности это сделать». — Гайто нехотя и скупо отвечал на вопросы блюстителя порядка, иногда невпопад, чем вызывал подозрение и провоцировал полицейского спросить что-нибудь еще. Гайто не понимал, какое дело этому человеку до его собственной судьбы и до его родственников.

Разрешение на работу он получил вместе с нансеновским паспортом от Министерства труда еще в Болгарии, когда заключал рабочий контракт. И теперь единственное, что он хотел, — это бумагу со смешным названием «ресеписсе» — временную регистрацию, которую автоматически должны были через три месяца обменять на «карт д’идантите», если, конечно, за это время он не натворит что-нибудь опасное для французского буржуазного общества. Но усатый страж все не унимался и больше получаса мучил Гайто вопросами о его намерениях относительно работы и учебы. Наконец ходатайство было принято и через три с небольшим месяца Гайто почувствовал некоторое облегчение, когда почтальон принес уведомление о том, что m-r Gazdanoff должен зайти в префектуру для получения соответствующего документа.

Но и после легализации Гайто не торопился покинуть Бьянкур и завод «Рено», хотя у него уже появились намерения сменить образ жизни. Сбылась его давняя мечта — Гайто приняли в Сорбонну, но получить студенческую стипендию было непросто. В отличие от правительств Чехословакии и Германии руководство Франции не было столь щедрым по отношению к русским эмигрантам и уж совсем не заботилось о повышении их интеллектуального уровня. К тому же большинство из них не имело полного набора необходимых для поступления документов. Сам по себе этот факт никому не казался удивительным: люди, попавшие во Францию через столько стран и войн, могли растерять по дороге все, что угодно. Да и кто из солдат, уходивших на фронт, брал с собой аттестат о среднем образовании? Кто из них знал, что им не суждено будет вернуться на родину?

Поэтому для русских был придуман компромиссный вариант: от них не требовали подлинных документов, но они должны были либо получить их заново, либо восстановить при поручительстве русского консула. Аттестат об окончании гимназии, полученный в Шумене, Гайто, конечно, сберег, и тем не менее незадолго до того, как решался вопрос о распределении стипендий, ему было необходимо повидать консула.

Маленький старичок с огромной седой бородой сердито сказал Гайто:

– Ничего я вам не дам. Откуда я знаю, кто вы такой? Может быть, вы профессиональный преступник, может быть, убийца, может быть, бандит. Я вас вижу первый раз в жизни. Кто вас знает в Париже?

- Никто. Здесь у меня есть несколько товарищей, с которыми я учился, но они все такие же, как и я, никто из них вам лично не известен, и ничто вам не мешает предположить, что каждый из них тоже профессиональный преступник и убийца, и еще к тому же мой сообщник.

– Зачем вам эта бумага?

– Я хотел бы поступить в университет.

– Вы? В университет?

– Да, если вы все-таки дадите мне эту бумагу.

– Для этого, батюшка, надо иметь среднее образование.

– У меня есть аттестат зрелости.

– И по-французски знать надо.

– Я знаю.

– Где же вы могли научиться?

– Дома в России.

– Бог вас знает, — сказал он с сомнением быть, – может вы и не бандит, я ведь этого не утверждаю категорически, у меня нет для этого фактических данных. Покажите-ка мне ваш аттестат.

Он посмотрел его, потом вдруг спросил: