Газета "Своими Именами" №1-2 от 02.01.2014

Совнарком декретом от 23 ноября 1920 г. выдвигает план распродажи России иностранцам в форме концессий. Казалось, что цель мирового финансового капитала достигнута: страна становилась придатком “цивилизованных” капиталистических государств. (Сейчас она также стала колонией семерки, а не членом восьмерки.)

Двадцатые годы были временем тяжелейших испытаний и, что бы там ни говорили, но после смерти Ленина народ и партия отдали предпочтение не Троцкому, а И.В. Сталину, человеку необычайной энергии, несгибаемой воли, широкой эрудиции, резкому, жесткому и беспощадному в борьбе с врагами отечества.

Сделаем здесь некоторое отступление. В чем была суть разногласий между Сталиным и Троцким?

Сталин еще в 20-е годы, после империалистической войны и неудавшейся Польской кампании, сделал вывод, что мировая революция без сильной России - это блеф, и никто кроме народов СССР во главе с русским народом не защитит завоевания Октября. Троцкий, как и его сегодняшние последователи, а тем более родственнички, не верил в силу и разум Русского народа, ненавидел этот народ и считал, что только образованный рабочий класс Европы может осуществить мировую революцию, как и учил Маркс. Ради мировой революции не щадил Троцкий и его единомышленники ни народов, ни богатств России. И никто еще (в том числе и члены общества Мемориал) не разобрался, сколько было погублено троцкистами, этими молодчиками в кожаных тужурках, истинных патриотов России.

Уверенность Сталина в необходимости построения сильного государства возросла после издания Гитлером программы национал-социализма, изложенной в книге “Моя борьба”, в которой он осуждал немцев в Первой мировой войне за стремление их на Юг и Запад. Гитлер призывал к движению на Восток.

“Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены

”, - говорил он. Сталинская концепция противоречила догмам ленинской “старой гвардии”, но времени на дискуссии с ортодоксами у Сталина не было. Каждый потерянный в бесплодных разговорах день грозил гибелью государства.

Как же повела себя руководимая им партия? Восстановление экономики советское правительство начало не с митингов и демонстраций, не с выпуска бесчисленных законов и сессионных словопрений.

Вначале были денежная реформа и установление твердых цен. Между тем оппозиционеры еще в 20-е годы выдвигали лозунг повышения цен, осужденный решением объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) от 21-23 октября 1927 г. Вот выдержка из протокола:

“Лозунг повышения цен, который привел бы к бюрократическому перерождению и монополистическому загниванию промышленности, не только ударил бы по потребителю, и в первую очередь по рабочему классу и бедноте города и деревни, не только дал бы величайшие козыри в руки кулаку - он через некоторое время дал бы резкое снижение темпа развития, сузив внутренний рынок, подорвав сельскохозяйственную базу промышленности и застопорив технический прогресс в индустрии

”.

Планы

Партия приступила к разработке народнохозяйственных планов, рассчитанных на длительный период, к доведению основных задач, заключенных в этих планах, до сознания масс, к превращению съездов и совещаний из органов митингования в органы проверки хозяйственных успехов и выработки конкретных предложений. Разработкой планов занималась Государственная общеплановая комиссия, ставшая впоследствии Госпланом СССР и упраздненная ельцинским правительством в 1991 г.

В первые пятилетние планы была заложена идея Сталина догнать передовые страны и перегнать их экономически. Такой призыв требовал самоограничения от трудящихся. Но он был понят народом и поддержан им, а самоотверженный труд многомиллионной массы стал могучим фактором преобразования страны.

К 1926 г. страна восстановила довоенный промышленный потенциал.

В 1927 г. был достигнут рекордный для всего мира показатель нормы накопления - 19%, доведенный потом до 30%.

В 1928 г. оказался превзойден уровень 1913 г. по оплате труда, и это без учета бесплатных лечения и образования. Питание у рабочих отнимало лишь 43,8 % бюджета семьи вместо 57 % в дореволюционной России.