Газета Завтра 858 (17 2010)

     Позднее журналисты добыли распечатку радиопереговоров. Норвежские военные лихорадочно пытались выяснить: захватили ли инспекторы на борту "Электрона" управление судном. Резонный вопрос: это что же за "инспекторы" такие? Позднее, анализируя информацию и сведения, полученные от знающих людей, я убедился: нас проверяли сотрудники военной разведки.

     Впрочем, эти ребята на траулере были свободны в своих передвижениях. И в своих эмоциях — тоже. Сначала они затосковали в "русском плену", а потом, видя нормальное человеческое отношение с нашей стороны, успокоились. Ну не прыгать же за борт в ледяную воду? Мы отвели им каюту, кормили по первому требованию — всё цивилизованно и доброжелательно. Мы же им не враги!

     Потом, когда на суде этих инспекторов береговой охраны, Хеннинга Тюне и Рикарда Стуроса, спросили, угрожали ли им на борту "Электрона", они ответили положительно. Поднялся почти радостный шум. Но норвежцы пояснили: "Нам угрожал командир фрегата "Тромсё", всё время твердивший нам: "Приготовьтесь к бедствию!" По этому сигналу мы должны были облачиться в костюмы индивидуальной защиты".

     Когда меня спрашивали, не связывал ли я инспекторов, отвечал: "Связывал. С кем они просили связать, с тем, по возможности, и соединял. Радиосвязь для них была доступна". Инспекторы на борту "Электрона" были свободны так же, как и любой из членов нашего экипажа. Почти всё время они проводили на капитанском мостике. Когда траулеру справа угрожал обстрел из орудия "Тромсё", я просил их перейти на левый, более безопасный в этом случае, борт. Страха в их глазах я не видел. Они честно выполняли свой долг, хотя понимали, что на Родину попадут только через Россию.

     Да, по нам стреляли из пушки с борта корабля "Тромсё". Сначала демонстративно расчехляли орудие. Потом, не торопясь, наводили его на "Электрон". Затем по приказу с берега неприцельно шарахнули болванкой.

     Позже командир фрегата признался, что на открытии артиллерийского огня настаивало его береговое командование. В приказном порядке перед командиром "Тромсё" ставилась задача задержать наш траулер любым путем, любыми средствами. Орудие выстрелило, но Видеволд оказался не только офицером, но и человеком. Он понял, что операция вышла за рамки всяких международных норм, и потому сообщил на берег о неисправности артиллерийского вооружения... Естественно, "заклинившую" пушку потом проверили. Это стоило офицеру карьеры...

     Когда на суде мы встретились с Ярле, я сказал ему: "Спасибо тебе за то, что ты отказался стрелять в людей, хотя на тебя и давили". Он ответил: "Нет, это тебе спасибо! После инцидента с "Электроном" меня уволили с флота, но зато взяли на работу в одну хорошую компанию, и теперь я зарабатываю в семь раз больше". От фатальных решений на море нас с Видеволдом удержало лишь одно: мы оставались людьми и думали прежде всего о людях.

     Другой пример человечности мне встретился уже в России: когда шло разбирательство, повезло со следователем. Он был человеком моего поколения, и какие-то вечные ценности были ему все-таки не чужды. Он смог не предвзято оценить картину происшедшего. Его как патриота своей страны действительно зацепила эта история. Он написал заключение, понес его на визу к заместителю генерального прокурора и... был отстранен от дела. Наше государство не признает никакой норвежской экономической зоны у берегов Шпицбергена, а Генпрокуратура признает.

     У нас был фотоаппарат, и мы много снимали: как норвежцы наводили на нас орудия, как стреляли, как готовилась к высадке вооруженная группа захвата. Камеру в Мурманске у нас изъяли, и больше мы ни её, ни снимков не видели. Кому-то и в России было выгодно скрыть документы...

     К нам подошел траулер "Григорий Арлашкин": нам в этой истории на море он был нужен действительно как свидетель. Но братское судно сыграло в ней совершенно иную, более значимую, роль... У него лопнула труба охлаждения главного двигателя, и траулер лег в дрейф для починки. "Электрон" же при усилении северо-западного ветра, сбавив ход, в сопровождении "Тромсё" по волне двигался на восток. На экране локатора я увидел цель — какое-то судно шло в нашу сторону, предположительно со стороны Кольского залива. Засветка была мощной и двигалась со скоростью 17-18 узлов.

     Соблазнительно было бы считать, что к нам идет помощь. Но я уже знал: поддержки не будет. Россия, занятая интересами высокой политики, бросила нас на произвол судьбы. Я получил радиограмму из Мурманска: сдаться норвежцам... Когда цель приблизилась, убедились, что это еще один норвежский корабль.

     Маневрировать в таких условиях стало сложнее. "Электрон" с "Тромсё" и без того выкручивали такие циркуляции, что между бортами порой оставались считанные десятки метров — хоть отталкивайся! А на локаторе с севера появляются еще три скоростные цели. Стало понятно: за нас взялись серьёзно. У меня еще тлела слабая надежда, что со стороны Новой Земли идет российский корабль. Но это было заблуждение... Четверть норвежского военно-морского флота была брошна против старого траулера!