Где апельсины зреют

— А мн ужъ пуще всего нравится, что англичанъ этихъ самыхъ въ дурацкихъ зеленыхъ вуаляхъ на шляпахъ здсь не видать, прибавилъ Конуринъ. — До чертей надоли.

Они шли по набережной Rіа degli Schiavoni, направляясь къ дворцу Дожей. Дома, мимо которыхъ они проходили, были невзрачные, съ облупившейся штукатуркой, но передъ каждымъ домомъ была пристань съ стоявшими около нихъ гондолами. Гондольеры, стоя на набережной, приподнимали шляпы и приглашали сдоковъ. На лво былъ видъ на островъ Giorgio Maggiori съ церковью того-же имени. По каналу быстро шныряли пароходики, лниво бороздили воду гондолы съ стоявшими на корм гондольерами объ одномъ весл. Конуринъ только теперь началъ внимательно разсматривать гондолы и говорилъ:

— Смотрю я, смотрю и надивиться не могу, что за дурацкія эти самыя лодки у нихъ. Право слово, дурацкія. Лодочникъ на дыбахъ стоитъ, одно весло у него, на носу лодки какой-то желзный топоръ. Ну, къ чему этотъ топоръ?

— Такая ужъ присяга у нихъ, ничего не подлаешь. У нашихъ яличниковъ сзади, на корм, на манеръ утюга вытянуто, а у нихъ въ Венеціи спереди, на носу на манеръ топора, отвчалъ Николай Ивановичъ.

Подошли съ дворцу Дожей. Глафира Семеновна остановилась и опять начала восторгаться имъ. Вмст съ мужемъ и Конуриномъ она обошла его кругомъ и поминутно восклицала:

— Ну, то есть точь въ точь, какъ на картинкахъ!

— Да что-жъ тутъ удивительнаго, что дворецъ точь въ точь какъ на картинкахъ? Вдь картинки-то съ него-же сняты, замтилъ Николай Ивановичъ, которому ужъ надоло осматриваніе дворца.

— Молчи! Что ты понимаешь! Ты вовсе ничего не понимаешь! накинулась на него жена, и продолжала восторгаться, спрашивая себя:- Но гд-же тутъ знаменитый мостъ Вздоховъ-то? Вдь онъ долженъ выходить изъ дворца Дожей. Неужели этотъ мостишка, на которомъ мы стоимъ, и есть мостъ Вздоховъ?

Они стояли на мостик ponte della Paglia, перекинутомъ черезъ маленькій каналъ.

— Мостъ Вздоховъ… Спросить разв кого-нибудь? бормотала Глафира Семеновна. — Какъ мостъ Вздоховъ-то по французски? Ахъ, да… Мостъ — понъ, вздохъ — супиръ…

— Супиръ — это, кажется, перстень. Перстенекъ… супирчикъ… замтилъ Николай Ивановичъ.

— Ахъ, Боже мой! Да отстань ты отъ меня пожалуйста съ своими невжествами! Я очень хорошо знаю, что вздохъ — супиръ. Понъ супиръ… Уе понъ супиръ, монсье?.. обратилась она къ проходившему молоденькому офицерику въ узкихъ лилово-срыхъ брюкахъ. Тотъ остановился.

— Pont des Soupirs… Ponte dei Sospire. Voilа, madame… произнесъ онъ и указалъ на виднвшійся вдали съ моста, на которомъ они стояли, другой мостъ въ вид крытаго перехода, соединяющій дворецъ Дожей съ другимъ древнимъ зданіемъ — тюрьмой.

— Селя? удивленно указала Глафира Семеновна на мостъ.

— Оuі, oui madame… C’est le pont des Soupirs… кивнулъ офицеръ, улыбнулся и пошелъ дале.

Глафира Семеновна забыла даже поблагодаритъ офицера за указаніе, до того она была поражена ничтожнымъ видомъ знаменитаго по стариннымъ романамъ моста Вздоховъ.

— И это мостъ Вздоховъ?! Тотъ мостъ, на которомъ происходилий вс эти зврства?! Ну, признаюсь, я его совсмъ иначе воображала! Да онъ вовсе и не страшенъ. Такъ себ маленькій мостишка. Николай Иванычъ! Видишь мостъ Вздоховъ-то?

— Вижу, вижу, матушка… звалъ мужъ. — Дйствительно на нашъ Николаевскій мостъ не похожъ и на Аничкинъ мостъ тоже не смахиваетъ.

— Да вы совсмъ дуракъ! огрызнулась Глафира Семеновна и прибавила: — Ахъ, какъ трудно быть въ компанію образованной женщин съ срымъ мужемъ!

— Да чмъ-же я сръ-то, позволь тебя спросить?

— Молчите…

Они пошли дале. Вотъ и обширная площадь Святаго Марка… Прямо передъ ними была знаменитая древняя башня часовъ съ бронзовыми двумя Вулканами, отбивающими часы молотами въ большой колоколъ, направо былъ соборъ Святаго Марка, поражающій и пестротою своей архитектуры и пестротою вншней отдлки.

— Скажи на милость, какая площадь-то! дивился Конуринъ. — Вдь вотъ и площадь здсь есть, а вы, Глафира Семеновна, говорили, что только одни каналы и каналы, а изъ воды дома и церкви торчатъ.

Глафира Семеновна не отвчала.

— Что это, часы? Батюшки! Да что-жъ у нихъ циферблатъ-то о двадцати четырехъ часахъ! Смотрите, на циферблат не двнадцать, а двадцать четыре цифры… продолжалъ Конуринъ.

— И то двадцать четыре… подхватилъ Николай Ивановичъ. Глаша! что-же это обозначаетъ?

— Ахъ, Боже мой! Да почемъ-же я-то знаю!

— Двадцать четыре… Фу, ты пропасть! Вотъ городъ-то! Десять часовъ, однако, стрлки теперь показываютъ. Когда-же у нихъ бываетъ восемнадцатый или девятнадцатый часъ, Глаша?

— Ничего не знаю, ничего не знаю, дивилась и сама, Глафира Семеновна.

— Сама-же ты сейчасъ хвасталась, что ты женщина образованная, стало-быть должна знать.

— Конечно-же образованная, но только про часы ничего не знаю.

— Такъ спроси… Вонъ сколько праздношатающагося населенія шляется.

Съ нимъ подскочилъ босой мальчишка съ плетеной корзинкой, наполненной мокрыми еще отъ тины розовыми и желтыми раковинами.

— Frutti di mare! предлагалъ онъ, протягивая къ нимъ корзинку.

— Брысь! отмахнулся отъ него Конуринъ.